Геннадий Машкин - Открытие

Женя опять склонился над картой, пытаясь вызвать эффект перемещения на местность. Он научился уходить от конторской стрекотни в распадки, по которым летом продирался сквозь стланики, на гольцы, где залегают нестаявшие снега и дышишь, как рыба подо льдом от недостачи кислорода, на берега речек, где припадал к воде в последнем порыве, и она обмывала пот и рипудин [6] Рипудин — средство против гнуса. и налипший гнус с твоего лица...

Женя выбрал мысок, где был его первый табор на берегу Шаманки и где он выловил первого в жизни хариуса-марсовика, но тут алый клинышек лег на карту: заря пробила льдистые россыпи на окне. Было уже около десяти.

Женя представил, как собирается народ в здание нарсуда, как скрипят половицы под ногами, и изо ртов идет пар — какие печи могут натопить такое помещение?

Женя вздрогнул, огляделся, у кого бы взять покурить? Бросил курево ради Андрейки, чтобы не задымлять воздух в доме. А сейчас захотелось сильно затянуться дымом. Но курящий был только Слон. Однако вид его не предвещал добра. Слон напоминал большого обиженного ребенка. Он переживал, что Люся вышла из-под его контроля, советуется не с Куликовым, а с этим учителишкой. «Слишком я много дал воли ей, — читалось на обвислом лице Слона. — Что-то она там мудрит... Запижонилась. Не повернула бы свои адвокатские полномочия на суде против управления и лично Куликова по наущению этого Гарьки!»

«Не выйдет жизни у вас с ней, Слоник! — сказал ему взглядом Женя. — Слишком толстые уши! И еще ты по ним получишь как следует, подожди!»

Слон понял и кивнул: «Пойдем выйдем, поговорим!» Но Жене было не до открытого спора со Слоном. Он снова уткнулся в карту, похожую на цветную тельняшку. Но вместо шумящей речки и темных скал представился ему судья, зачитывающий обвинительное заключение. Ясно просвечивал парок, вырывающийся изо рта председателя: зал еще не нагрелся дыханием публики.

«У кого бы из соседних отделов разжиться папироской?» — встряхнулся Женя.

И вдруг дверь прираскрылась. Сразу же в камералке затих арифмометр, и все глаза уставились на входящего. Борис Петрович вскочил, одергивая костюм и поправляя очки. Мало ли какое начальство могло пожаловать в это утро к геологам в камералку! Все же пора бы и Куликову прийти с подписным листом.

Но в дверь просунулась голова Лилии Ивановны. Узел на затылке рассыпался, щеки пылали, точно она переколола все до одной чурки.

— Жень! — позвала Лилия Ивановна, кивнув остальным.

«С Андрейкой что-нибудь?» Женя в три прыжка оказался у двери.

Лилия Ивановна поймала его за руку и вытащила в коридор.

— Держи! — она сунула ему в руку знакомую скрученную тетрадку. — Семнадцать подписей в школе!

— Семнадцать... в школе? — забормотал Женя, разворачивая тетрадку Гарьки.

— Начиная с директрисы, кончая уборщицей, — добавила Лилия Ивановна. — Пришлось, правда, времени много потерять на уговоры. — Она смахнула бисеринки с ресниц. — Напортил Гарий Иосифович вчера, но ничего...

Она стала рассказывать, как уламывала Диану Степановну, потом еще кого-то, но Женя слышал ее голос так, будто стоял в воде. Тетрадка никак не хотела раскручиваться: или пальцы плохо действовали? Лилия Ивановна помогла ему, и Женя увидел две страницы подписей за Гарькиным воззванием. Несколько учителей расписались красными чернилами, и эти подписи были особенно внушительны, точно расписывались кровью.

— Лилька! — У Жени оборвался голос, и он замигал ресницами, как бы выговаривая слова глазами. — Ты, знаешь, кто у меня?!

— Жена, — сощурилась Лилия Ивановна.

— Нет, больше! — заорал Женя. — Ты жила моя золотая!

Он прижал ее к стене и поцеловал в жесткие губы, посмотрел в глаза и еще раз припал к ее разгоряченному лицу.

— Беги! — шепнула Лилия Ивановна. — Теперь-то и ваши подпишутся!

Женя медлил:

— Старшим назначили Бориса Петровича, и он надеется на Куликова...

— Бориса Петровича! — воскликнула она, вырвала у Жени тетрадь и впорхнула в камералку. — Тогда я сама!

Лилия Ивановна на миг замерла под взглядами инженеров и техников-геологов. Потом нашла среди голов лобастую Бориса Петровича и улыбнулась ему такой улыбкой, что у Жени побежали по сердцу колючие мураши.

— Борис Петрович! — обратилась Лилия Ивановна к старшему, раскрывая тетрадь, словно лучшую контрольную работу. — Ребята, девушки! Школа наша вся подписалась за Игоря, не останемся в стороне!

Бледное лицо Бориса Петровича вдруг стало краснеть, пунцоветь, багроветь. Казалось, очки его вот-вот сползут на лицо двумя каплями воды. А Лилия Ивановна уже шла к нему и протягивала с улыбкой свою авторучку с огоньком чернил на конце.

— Как самый главный ты должен первый подписаться, — ворковала Лилия Ивановна, — каждая подпись сейчас на вес золота!

Борис Петрович взял авторучку и подписался.

— Пожалуй, на другое уже поздно рассчитывать, — добавил он. — Надо хоть это донести до суда.

Пока он подписывал, Слон взял у него со стола арифмометр, поставил к себе и застрекотал на все управление, точно отстреливаясь от противника.

Лилия Ивановна постояла секунду возле него с раскрытой тетрадью, но Слон вроде ее не увидел. Тогда она двинулась дальше, подставляя тетрадь под авторучки, карандаши и чертежные перья камеральщиков.

А Женя оделся и начал командовать:

— Быстрее, быстрее. Уже там в разгаре, наверно...

Он вырвал тетрадь из-под синего карандаша Тетери и быстрым шагом двинулся в коридор. Он выскочил из управления и помчался вниз по самой середине улицы Мира, по самой наезженной части. Где скользя, где пробегая, он быстро добрался до центра и свернул к главной площади Витимска.

Здание нарсуда чернело в глубине своими стенами из вечных лиственниц. Сегодня сюда стеклось много народу. Все не смогли уместиться внутри и теперь обсуждали ход процесса возле крыльца.

— Прокурор на всю катушку просит!

— Эх-ма! Да это ж десяткой пахнет!

— Там и загнется сердечный!

— Ничо, аблакат не даст в обиду...

— Кто, девчулька энта?

— Нашли кого против Круглыха поставить!..

— Тише, свидетель выступает!

— Лукин сам!

— Да, это он свидетель!..

Женя пробился сквозь толпу и кинулся на приступ крыльца. Пробка из человеческих тел сначала вроде подалась, но тут же расправилась, и Женя слетел назад.

— Товарищи! — взмолился он, поднимая над головой тетрадку. — Пустите, ради бога! У меня дело к защитнику!

— Како дело может счас быть со стороны?

— Сдурел ли, чо ли, парень?

Женя потряс тетрадкой:

— Товарищи, документ несу защитнику! Пустите! Прошу! От геологов документ, от учителей!..

— От геологов?

— От учителей!..

Сзади подперли, и Женя пошел на второй приступ. Впереди дали ему узкую щель. Он затиснулся на крыльцо и начал ввинчиваться в сени. Со всех сторон летели охи и вздохи.