Николай Никитин - Это было в Коканде. Роман

Комендант сказал солдатам:

- Это представитель Кокандской автономии. Он ночью перед нападением был у меня в качестве парламентера и сговаривался со мной о сдаче крепости. Я отложил разрешение этого вопроса до семи утра, до переговоров с Советом. Я обязался отпустить парламентера, но так как противная сторона нарушила свое обязательство, мы расстреляем его. Парамонов, выведи его из крепости!

- Так точно! Понимаю! - ожесточенно, с веселой злостью отчеканил Парамонов и приложил руку к козырьку.

- Всем оставаться в крепости! На своем посту! Не выходить за стены! Возможно новое нападение! Вы, Лихолетов, подождите здесь! Я составлю документ.

Комендант вырвал из французской книги чистый клок страницы и сел к столику.

Парамонов прикладом ткнул старика в спину и повернул его к выходу, к дверям. Старик прикрыл глаза ладонью. Когда они вышли, вслед за ними вывалились и солдаты.

Комендант писал:

ВОЕННОМУ МИНИСТРУ КОКАНДСКОЙ АВТОНОМИИ, ПОЛКОВНИКУ МАХДИЮ ЧАНЫШЕВУ

Сегодня в ночь (в четвертом часу утра) группа неизвестных лиц подошла к воротам крепости и постучалась. Часовой открыл дверь, не подозревая о возможности нападения. Часовой тут же был убит. Защитники крепости открыли огонь. После некоторого сопротивления группа отступила. В тот же день утром в крепости был задержан член правительства Кокандской автономии. Ввиду, невыполнения вами принятого на себя обязательства о перемирии до семи часов утра, по требованию гарнизона ваш парламентер расстрелян.

Комендант крепости Кокандского Совета

Зайченко

- А теперь, товарищ Лихолетов, - сказал Зайченко, бросив перо, передайте телефонограмму!

Сашка подошел к телефону и принялся накручивать.

- Алло! - кричал он. - Алло, алло! - и поминутно продувал трубку. Станцию… Фью! Станция! Фью…» Крепость говорит… Фью… Дай министров! Ну да… Не понимаешь? - дразнил он телефонную барышню. - Ну ясно, буржуев! Спасибо, золотко! Крепость говорит. Да, крепость. Дежурный? Карандаш бери! Принимай телефонограмму!

И Сашка, слово в слово, передал все, что было написано Зайченко, и о том также, что часовой был убит нападающими.

Был ли этим часовым Федотка? Какое право имел солдат, стоявший на карауле у крепостных ворот, отдать свою винтовку случайно приблудившемуся к крепости пареньку? Кто об этом думал в гарнизоне? Все расхлябалось, вся дисциплина. Зайченко, как коменданту, было важно установить только одно: факт нападения на крепость. А Федотка еще был жив, еще дышал и даже через час, когда кто-то из старых солдат догадался наконец перенести его в лазарет, пришел в себя. Маленькое, хрупкое, жалкое, как обвисший стебель, тело Федотки казалось всем безжизненным, и крепостной фельдшер официально заявил: «Я считаю, что все кончено. Минуты этого хлопца сочтены…»

Но, как мы узнаем впоследствии, Федотка все-таки выжил.

Телеграфист Муратов на станции Коканд, услышав ночью выстрелы, успел передать в Ташкент депешу о том, что обстановка в городе ухудшилась, повсюду идет стрельба и что с минуты на минуту можно ожидать восстания автономистов. После этого аппарат неожиданно замолк.

Этой же ночью, приблизительно в тот же час, когда было произведено нападение на Кокандскую крепость, рядовой крепостной роты Степных находился около дома, где жил Аввакумов. Он пришел сюда поздно, без ведома Аввакумова, и решил не беспокоить его, а подождать. Солдат сидел в маленьком дворике на крыльце. Из Старого города доносилась пальба. Потом, услыхав стрельбу из крепости и вслед за этим хлопанье пулемета, Степных встревожился и вышел на улицу. Мимо него проскакал конный на неподкованной лошади.

Степных решил разбудить Аввакумова. Ночь показалась ему темной и тревожной. Шелест, шорох, треск упавшей ветки с тополя - все беспокоило его. В окнах дома было темно. Степных решил, что лучше всего сейчас уйти отсюда. Он подошел к двери, чтобы постучать Аввакумову и посоветоваться с ним. Вдруг сзади обхватили его, вышибли из рук винтовку. Он крикнул. Тогда его повалили.

Денис Макарович подошел к окну и чиркнул спичкой. По окну выстрелили, посыпались стекла, спичка потухла. Несколько человек подбежали к двери и принялись разбивать ее винтовками.

- Вот видишь! Хорошо, что я не ушла! - сказала мать Аввакумову.

Агния Ивановна могла хныкать днем, но сейчас, когда пришла настоящая опасность, последний, смертный час (так ей казалось), она даже не почувствовала испуга. Высокая и сильная старуха оттолкнула Дениса Макаровича к стенке, точно собираясь своим телом отстоять его. Аввакумов удивленно посмотрел на мать, спокойно вынул маузер и запас патронов и, прижавшись виском к деревянной раме окна, открыл через окно стрельбу. Второй револьвер, ни слова не говоря, он протянул матери.

- Дергай за это! - сказал он, показывая матери на курок.

Мать взяла револьвер, как самую обыкновенную вещь, как утюг или кастрюлю, и села в угол. Теперь исход борьбы ее уже не интересовал. Она знала одно: что бы ни случилось, до конца, до последней своей минуты она будет биться за сына, если офицеры ворвутся в комнату.

Непрерывно звенели стекла, пули нападающих щелкали в стены комнаты, с потолка сыпалась штукатурка. Аввакумов отстреливался. Осада длилась до утра. В седьмом часу, когда совсем рассвело, нападавшие - неизвестные молодые люди - скрылись. Это были прапорщики Чанышева в белых чалмах и в полосатых теплых халатах, украшенных золотыми погонами.

Тогда Денис Макарович вместе с матерью покинул квартиру.

Степных лежал во дворике около крылечка.

- Илья! Как ты очутился здесь? - окликнул его Аввакумов.

Илья не отвечал. Аввакумов нагнулся к нему. Губы, нос, череп - все было разбито.

- Жив ты, друг? Или нет? Илья! - Он опустился на корточки и приложил ухо к груди солдата.

Солдат был мертв.

- Ильюша! - закричал Аввакумов.

Мать дернула его за плечо.

- Уходить надо, Денис! - строго и в то же время испуганно сказала она сыну. - Боюсь я.

В переулок завернула богатая коляска с лакированными крыльями. Аввакумов подскочил к экипажу и, угрожая револьвером, остановил его. В экипаже ехали два человека. Один - закутанный в толстую шубу, другой бородатый, в кавказской бурке и кубанке, - оба они спрыгнули с пролетки. Юноша узбек остался сидеть на козлах. Аввакумов, втолкнув мать в коляску, сам остался на подножке.

- Пошел! - сказал он кучеру.

Гнедая сильная лошадь понесла экипаж. Два человека, опомнившись, побежали вслед за экипажем, выкрикивая ругательства по-русски и по-узбекски. Аввакумов махнул на них маузером. Тот, что повыше и посолиднее, упал в лужу. Это был Мустафа Мамедов, глава Кокандской автономии. Денис Макарович узнал его. Военный принялся поднимать Мустафу.