Ахмедхан Абу-Бакар - Избранное. Том 2

— Это некстати, совсем некстати. Эй, Сансизбай, постарайся увильнуть.

— Может быть, не заметят?

— Уже заметили… Едут прямо на нас.

Оказывается, не только сайгаки боятся автомобильных фар в степи, но боятся их те, кого боятся сайгаки. Паника охватила всех.

— Может быть, это такие же, как мы, промышляют…

— Дурак, не видишь, «газик»…

Грузовик прибавил скорость. Теперь на скамейке в кузове усидеть было нелегко. Людей подбрасывало и опускало, они цепко ухватились за борта.

— Отстают, скорей!

Но «газик» не отставал. Грузовик стал петлять по степи, но и «газик» повторял те же повороты. Теперь не оставалось никаких сомнений, что это инспекция.

— Эй, Сансизбай, куда-нибудь в укрытие надо бы…

— Какое, к черту, укрытие в степи!

— Вон за те камыши… Выключай мотор, может, не найдет.

Машина круто свернула налево и исчезла за полосой камышей. Кажется, «газик» потерял ее из виду. Он остановился, затем стал кружиться на месте, светом фар ощупывая местность. Не могли же они провалиться сквозь землю! Потом «газик» тоже потушил фары и отъехал в сторону. Люди, сидящие в нем, прислушивались.

На грузовике тем временем шел такой спор. Идрис горячился:

— Я не понимаю, чего нам бояться. Нас много, пугнем их. Что, так и будем здесь стоять до рассвета?

— Тише. Кажется, они уехали. А ты, Идрис, не храбрись. Если нас поймают, будут большие неприятности. А мне, например, это сейчас совсем не нужно.

— У меня есть план. Номеров на нашей машине нет. Сейчас мы поедем, «газик» за нами погонится. Подпустим его поближе и прострелим ему баллоны. Он останется в степи, а мы укатим.

— Пожалуй, другого выхода у нас нет.

— Заводи, Сансизбай, поехали.

Грузовик выскочил из укрытия и помчался по бездорожью. Тотчас вспыхнули фары притаившегося «газика». Яркий свет ударил в глаза. Сансизбай выжимал из машины все, что мог. Никогда бы не подумал, что новый грузовик может так греметь. Даже шума мотора не было слышно за громыханием грузовика на ухабах и кочках. «Газик» настигал их. Но грузовик вдруг развернулся, включил фары и поехал навстречу преследователям, но так, чтобы не столкнуться. Когда машины сравнялись, с грузовика раздались залпы. «Газик» по инерции прокатился еще немного и остановился, будто уткнувшись в невидимое препятствие. Грузовик снова погасил фары и помчался в степь. Некоторое время люди тревожились: не возобновится ли погоня? Но «газика» уже нигде не было видно.

Долго рыскал Сансизбай по степи и наконец выбрался на дорогу вблизи Кунбатара. Неожиданно хлынул дождь. В душном воздухе сразу посвежело. Под колесами вместо кочковатой степи ровный асфальт. Преступники немного приободрились. Только Эсманбет не повеселел. Думает о чем-то своем, и настроение у него скверное-скверное. «Правильно говорил Уразбай, — думает про себя Эсманбет, — что совесть — это голос, который говорит, что не надо тебе было делать то, что ты только что сделал. Правильно сказано, очень верно. Значит, есть все же во мне эта самая совесть, если совестно мне сейчас. Не должен был я этого делать. Как я не хотел, как не хотел! Но разве отстали бы от меня эти друзья? Да и хмель ударил в голову».

— Что приумолк, старина? — обратился Идрис к Эсманбету. — Смотри, и погода за нас, так я жаждал прохлады, и вот пожалуйста, дождь… Не вешай носа. Все в порядке. И Сурхай будет доволен. С тебя еще тридцать семь голов, вернее, тридцать семь без голов… Ха-ха-ха…

Уже подъезжали к Терекли-Мектебу. Эсманбет постучал кулаком по крыше кабины и потребовал остановить машину. Что-то тяжко стало у него на душе, ведь клялся он, что не будет больше стрелять сайгаков.

— Тут уже до дома твоего близко.

— Знаю. Я пешком дойду, — проговорил Эсманбет и спрыгнул на дорогу.

— Как же так, Эсманбет, а нам куда?

— Поезжайте обратно по этой дороге.

— А свежевать сайгаков кто будет?

— Сами освежуете. Доедете до арочного моста, укройтесь там у воды в тени деревьев…

— Вот тебе и на! А нас не угостишь?

— Поезжайте. Да, вот еще что, отдайте обратно это ружье Сурхаю, мне не нужно… Неверное это ружье.

— Сам вернешь. Он приедет.

— Нет, лучше вы. И скажите, что больше не будет ни одного сайгака.

— А как же уговор?

— Мне ничего не нужно. Прощайте.

— Ну что же, не думал я, что ты такой человек, — с обидой сказал Идрис.

— Какой человек?! — взорвался Эсманбет. — Что, не нравлюсь?

— Ну, прощай! Поворачивай, Сансизбай! Если с нами что случится, смотри, Эсманбет, это твоя игра!

— Ничего с вами не случится. Поезжайте, я сказал! Чего стоите?

Начинало светать. Полуосвещенное лицо Эсманбета было грозным и страшным, в кровавых пятнах, и словно что-то прилипло в разных местах к его лицу.

— С ума он сошел! Поехали!

И машина развернулась. Эсманбет даже не оглянулся, он заспешил домой. Как легко ему стало без них, будто большую тяжесть сбросил с плеч. «Белого сайгака убили, красоту стеней убили, а кто убивал? Не сам ли ты, Эсманбет, в пьяном азарте? Они разве охотники? Они и стрелять-то как следует не умеют. Твоя, твоя картечь уложила белого сайгачонка!» Когда Эсманбет подошел к крыльцу, совсем рассвело. Небосклон порозовел, и поднялась высокая утренняя звезда. Жена вышла из дому.

— Ты что, не спала или только что встала?

— Ты ли это?

— Кто же еще? Чего испугалась?

— Что с твоим лицом?

— А что?

— Ты же весь в крови!

Эсманбет подошел к зеркалу, что висело рядом с умывальником, поглядел и обомлел. Он увидел на глади зеркала страшное лицо, чужое, непохожее на человеческое. Посмотрел на руки, и руки были в крови. В умывальнике, как назло, не оказалось воды.

— Дай воды! — крикнул Эсманбет. — Скорей!

— Я боюсь… — задрожал голос жены.

— Ну! — Эсманбет схватил кумган, но и там не было воды. Кумган с грохотом полетел по ступенькам лестницы. Жена принесла в кувшине воду, хотела сама полить, но муж вырвал из ее рук кувшин и стал мыться.

— А сын-то наш не вернулся…

— Я же сказал, что он должен завтра приехать.

— Он приехал вчера, совсем немного дома побыл, вышел, и до сих пор его нет.

— Как нет? Куда он пошел?

— Сказал, друзей повидаю…

— Ну и сидит, наверное, с друзьями, куда ему деваться? — Эсманбет помылся, сбросил с себя верхнюю одежду, накинул халат. — Наверняка у тебя и чаю в термосе нет, так же как воды в умывальнике.

— Сейчас подогрею.

— Давай, только поскорее.

Жена начала хлопотать с чаем, зажгла газ, поставила кастрюлю, но не могла освободиться от страха. Руки ее дрожали. Дрожащими руками поставила она перед мужем пиалу, масло, хлеб. Ногайский чай она приготовила еще вечером для Батыя, соскучился ведь он по всему домашнему, а теперь его только разогреть…

Как только огненный чай коснулся нутра, Эсманбет блаженно расслабился. Да и на самом деле нет ничего лучше для усталого человека, чем ногайский чай с молоком. Робко присев рядом и добавив чаю в пиалу мужа, жена снова заговорила: