Виль Липатов - Дом на берегу: очерки

Алексей Сергеевич Евсеев — давний друг эргономиков, понимает их так же хорошо, как своих заместителей, выводы и предложения лаборатории эргономики принимает так же охотно, как предложения проверенных временем и делом «технократов». Он говорит неторопливо:

— Да, да… Техника шагнула вперед так стремительно, прогресс во всех отраслях настолько разителен, что инженерная косточка в своей законной увлеченности машиной порой забывает о человеке… Это понятно, но не простительно… Колесо истории и прогресса назад повернуть невозможно, и поэтому проблему «человек — машина — среда» надо решать только и только научными способами. Это могут сделать лишь специалисты, объединенные под эгидой новой отрасли знания — эргономики…

…Ах, да! Вас интересовал вопрос: «Есть ли враги и недоброжелатели у эргономиков? Не считает ли кто-нибудь их службу вздорной ошибкой?» Отвечу так: врагов и недоброжелателей нет, а вот равнодушные люди встречаются… От интеллекта многое зависит, от того, любит ли человек цветы и пение птиц на Волге… Таким образом, есть еще инженеры, которые на службу Виктора Степановича Мацука смотрят как на пятую спицу в колеснице… Бог их простит! У вас, у писателей, любят цитировать Шолом-Алейхема: «Талант — это такая вещь, если он есть, так есть, если его нету, так нету». У нас ведь тоже — в семье не без урода… А ты садись, Виктор Степанович, хватит тебе бегать по кабинету…

Итак, у эргономиков нет идейных врагов, есть только люди, которые еще не понимают их значение. Равнодушие, естественно, порой тормозит дело, иногда хорошие задумки эргономиков откладываются в долгий ящик без всяких причин, но кто, где и когда видел, чтобы новое катилось в жизнь по шоссе, смазанному сливочным маслом, покрытому слоем варенья? Это хорошо понимает Виктор Степанович Мацук, но он считает, что под лежачий камень вода не течет, и иногда борется даже с ветряными мельницами. Он полон планов, перспектив, мыслит широко, на всю катушку, как сам выражается.

— Чтобы эргономика получила права полного гражданства, — горячится он, — необходим единый методический центр в стране. Его, может быть, надо создать при Центральном научно-исследовательском институте охраны труда ВЦСПС… По этому вопросу было бы уместно посоветоваться с профессорами Б. Ф. Ломовым, В. М. Муниповым, В. П. Зинченко и другими. Я считаю, что так же целесообразно создание отраслевых эргономических центров — вначале на базе крупных промышленных объединений типа ВАЗа, АВТОгаза, «Светланы» и т. д. И последнее, самое последнее — службы НОТ, промышленно-санитарные лаборатории, психологии, физиологии и социологии — они тоже, тоже! — должны быть объединены под началом самых крупных руководителей предприятий, а свою работу строить только и только на эргономическом принципе… Это все!.. Сегодня надо ехать на Волгу, черт возьми, ведь уже воскресенье, ведь уже воскресенье, день выходной…

Он и на Волге-матушке ведет себя по-мацуковски. Заплывает бог знает куда, играет с юношами в волейбол, выпивает с удовольствием две кружки пива подряд и ложится вздремнуть на теплый песок. Он только что лег, а жена Мацука — человек хлебосольный и ученый — уже толкает меня в бок.

— Посмотрите-ка на Виктора.

А чего глядеть на спящего человека? Мацук уснул ровно в то мгновение, когда прикоснулся худыми лопатками к теплому песку — устал за неделю, набегался, наволновался, наполемизировался с первым встречным-поперечным…

Виктор Степанович похрапывает на глазах Куйбышевского моря. Это на самом деле море — голубое, порой зеленоватое, с противоположным берегом, который едва угадывается в сизовато-розовой дымке. Стоят жаркие дни, и берег моря покрыт бронзовыми телами ничуть не менее плотно, чем крымский или кавказский.

Вазовский народ загорает и купается. Звенят гитары, наяривают транзисторы, бухают волейбольные мячи, а Виктор Степанович сладко посапывает — грудь у него уже здорово загорела, как и длинные быстрые ноги.

Петр Степанович Бондарев, год рождения 1930, член КПСС, бригадир слесарей-монтажников, кавалер ордена Трудовой Славы III степени, место работы — Балтийский судостроительный завод имени Орджоникидзе, жена Мария Алексеевна — штукатур высшей квалификации.

Где родился, спрашиваете, давно ли был на родине? Ро-ди-на… Деревня Плетни Невельского района Псковской области. Девять лет назад, наконец, поехал: дядя Илларион Мартынович, тетка Прасинья да тетка Мария давно в гости звали. Выхожу из автобуса, замираю на месте… Понимаете, дома показались маленькими-маленькими, игрушечными, а лес, наоборот, — громадина. Вот так! Ясно выражаюсь?.. Минут пять на месте стоял, пока не понял, что произошло. Я вырос, лес вырос, а дома-то прежними остались… Они ведь и без того маленькие, деревенские дома нашего детства!

Отца убили в сорок втором, в похоронке сказано, погиб смертью храбрых, а мама наша, Марфа Филимоновна, с четверыми осталась бедовать на станции Елизаветино — это километров семьдесят от Питера. Я — самый старший, дальше совсем малышня: брат Николай, сестры Нина и Валя. Ясно выражаюсь?.. Ленинград в осаде, мать работает в сельпо — дрова в лесу заготавливает. Приходит с работы, валится на топчанчик, а мы — боевая готовность, мы на высоте! Щи из крапивы давно готовы, даже салат из разных трав сварганили. Конечно! Это мама нас научила в травах разбираться. Мы же деревенские, плетневские, в лесу и в поле как дома… Ну, мать отдышится, за стол садимся, и мать мне, старшему, тарелку наливает с краями. А я и глазом не моргну — съедаю. Ясно выражаюсь?.. Я — глава семьи, мне надо дом на ноги ставить…

Женился я на Маше в свои тридцать семь лет, а до этого жил в общежитской комнате — печальной или веселой, раз на раз не приходится… Минутку! Все разъясню… Я, как только достиг фезеушного возраста, взял фанерный чемоданишко и отправился в ленинградскую школу ФЗО, которая корабелов готовит. Почему я эту школу выбрал? Проще пареной репы: после второго месяца работал на монтаже, а через полгода получил первую зарплату. Ясно выражаюсь?.. Первая зарплата — это не деньги, это небольшая часть телки, которая со временем станет коровой. Точно не помню, но меньше года прошло — купил я своим телку: матери и этой малышне, которая на крапивных щах живет. Понятно, мне работы да забот прибавилось. С утра до сумерек монтирую корабль, а после работы — на поезд, домой! Хорошо, если луна есть, а то и без луны кошу сено, чтобы телку в коровы вывести. Ночь напролет траву вокруг кустиков обкашиваю, а развиднеется — опять на поезд. Корабль ждет у заводского мола. Ясно выражаюсь?.. Телка стала коровой, сама отелилась — ура, ура, ура! Молоко есть, масло появилось, простоквашей или творогом живот набить славно. Я по кораблю — это уже другой был — хожу гоголем. У брата и сестренок щеки толстеть и румяниться начали, а мама из сундука второе платье достала — это взамен первого, черного. Теперь, думаю, дело времени, теперь ждать надо, когда из малышни толк выйдет. Ох, как много воды утекло, пока брат Николай тоже рабочей дорогой пошел: выучился на электрогазосварщика. И вот опять я по судну — это уже был рефрижератор — гоголем хожу! Теперь не я, а брат Колька днем арматуру варит, а ночью при луне сено косит. Ясно выражаюсь?..