Иван Шевцов - Тля. Антисионистский роман

- Воздушный ас, маршал авиации, Герой Советского Союза Иван Иванович Пстыго.

И, спросив о самочувствии больного маршала, стал прощаться, обращаясь ко мне:

- А тебе будет интересно поговорить: Иван Иванович отменный собеседник, любитель поэзии и вообще литературы.

Но разговор наш начался о войне. Маршал поинтересовался, участвовал ли я в боях. Я сказал, что с первых минут войны вел бой с гитлеровцами, командуя погранзаставой на реке Прут.

- Вот как! - оживился маршал. - На Пруту и я получил боевое крещение. Мы там бомбили переправу, и фашист подстрелил мой Су-2. Штурман Домешко был убит - одиннадцать пуль застряло в его груди. А меня Бог миловал: около сотни километров я летел на горящем самолете и посадил его в расположении сто семьдесят девятого пехотного полка шестьдесят второй дивизии. Подбежавшие к самолету солдаты помогли мне выбраться из кабины. Руки мои были обожжены. Мои товарищи из соседнего звена видели, как горящий самолет падал в море спелого овса, и доложили командиру полка майору Загорскому, что Пстыго погиб. В полку помянули меня горькой чаркой, как водится. А я, как видишь, жив.

Я давно заметил, что фронтовики даже при первом знакомстве сразу переходят на «ты». Так и у нас получилось: два Ивана, маршал и полковник, оба фронтовики, получившие боевое крещение на пограничной реке Прут, с первой встречи перешли на «ты», и с тех пор нас связывает уже двадцатилетняя дружба. Как и предсказал генерал Самойлович, дальше у нас пошел разговор о литературе. Я не очень удивился, что маршал так хорошо знает русскую классическую поэзию и отлично читает стихи - с любовью и вдохновением. Я и сам этим «болен». Но вот то, что из советских поэтов Иван Иванович признает только Твардовского - других просто не знает, -меня удивило. И я прочитал ему по одному стихотворению Василия Федорова, Владимира Фирсова, Геннадия Серебрякова. Он был поражен.

- Оказывается, есть настоящие поэты! - воскликнул Иван Иванович и попросил: - Дай-ка я запишу их имена и постараюсь достать книги.

- Я тебе помогу, - пообещал я. А он приглушенно, как бы про себя, читает своего кумира Твардовского:

- Вспомнил переправу на Пруту? - спросил я.

- Не только. У меня их было несколько, и все врезались в память. Как-нибудь в другой раз я тебе расскажу. А ты заходи ко мне почаще. После обеда. Я не сплю.

И я заходил каждый день.

Иван Иванович занимал тогда ответственный пост в Вооруженных силах страны. Наша дружба крепла, - мы встречались и на квартирах, и у меня на даче, и в его служебном кабинете. С ним было легко и интересно: широкая, радушная натура, глубокий интеллект и полное единомыслие. Он был старше меня на два года, и был у нас общий друг - воздушный ас-истребитель, дважды Герой Советского Союза маршал авиации Николай Михайлович Скоморохов - красавец-мужчина, мой ровесник, доктор наук, когда-то подчиненный Ивана Ивановича. Человек широкого кругозора, аналитик и мыслитель, автор двух автобиографических книг, он снабжал меня некоторыми материалами. Часть из них я использовал в последней главе романа «Остров дьявола».

На боевом фронтовом счету Скоморохова 46 сбитых самолетов. Сорок шесть! Он был действительно сталинским соколом, каким называл себя в антисталинские времена Хрущева и Брежнева. Последние годы, находясь на пенсии, возглавлял Совет ветеранов войны. Нелепая смерть в автомобильной катастрофе прервала его энергичную общественную деятельность. Об этом удивительном человеке и верном друге и товарище я постараюсь рассказать в отдельном очерке.

.. .Однажды у меня на даче я напомнил маршалу Пстыго о его обещании рассказать о переправах. Иван Иванович с хитрецой улыбнулся и молвил:

- А-а, не забыл. У меня их было три. Об одной, прутской, ты знаешь, - меня там подожгли. Следующая переправа была на Дону, у хутора Вертящий. Тогда я уже летал на штурмовике Ил-2. Там у переправы фашистов скопилось видимо-невидимо. Ударить днем по ним было почти невозможно: стая мессеров плотно прикрывала переправу с неба. Мы ждали вечерних сумерек, когда фашисты разлетались по аэродромам. Мы на трех илах - Володя Батраков, Иван Докукин и я - врезались в это скопище врага на переправе и устроили адскую мясорубку. Летали над головами, били в упор, не опасаясь выстрелов с земли: ведь мы пролетали как молнии, попробуй, стреляй вдогонку. За полчаса, пока мессеры опомнились и поднялись в воздух, мы уложили сотни оккупантов и улетучились.

Иван Иванович замолчал, задумался. Взгляд его был отрешенным. Пауза затягивалась. Я напомнил:

- А третья переправа?

- Вообще их было не три, а целая дюжина. Но только три врезались в память, - ответил он, словно стряхнул с себя некие посторонние воспоминания. - Третья - на Волге, в Сталинграде. С левого на правый берег переправлялась тринадцатая гвардейская дивизия героя Испании генерала Радищева Александра Ильича. Я знаю, что ты с ним знаком. После войны вы познакомились, когда он корпусом командовал. А я встретился с ним на переправе у Сталинграда. Я был тогда капитаном, командиром эскадрильи штурмовиков. Во время переправы мы подавляли фашистские огневые точки на правом берегу Волги, которые поливали реку градом огненного металла. Река вздымалась фонтанами взрывов снарядов и мин, она кипела. Это был кромешный ад. Он возник, как только десантные катера, лодки и плоты пересекли середину реки. Но благодаря умелым действиям и хладнокровию комдива Родимцева дивизия с небольшими потерями высадилась на правом берегу и влилась в легендарную армию Чуйкова.

Маршал опять замолчал, погрузившись в воспоминания. Я не тревожил его. Наконец он повернул голову в мою сторону, острый взгляд его вопросительно сосредоточился, глаза прищурились. Он спросил:

- А ты слышал об уличных боях штурмовиков с танками?

- Это что-то новое, - ответил я. И уточнил: - Штурмовики на улицах большого города?

- Совершенно верно. Это была уникальная операция, может, единственная в мировой практике уличных боев. - И он рассказал.

.. .Когда фашистские танки ворвались в Сталинград и сосредоточились на улицах, командир эскадрильи штурмовиков старший лейтенант Иван Пстыго получил приказ от самого командующего воздушной армией генерала Тимофея Тимофеевича Хрюкина «пройтись» илами по двум сталинградским улицам - Саратовской и Коммунистической - и «пощипать» сосредоточившиеся на них вражеские танки. Но там высокие дома. «Зато улицы широкие. “Ил” свободно пройдет, как по ущелью, на бреющем полете», -сказал командарм.

Нет, так еще никто не летал! Малейший просчет вправо или влево, и самолет заденет крылом балкон или крышу. А тут надо не просто пролететь, а бить по танкам. Требуется искусство ювелира. И эскадрилья Ивана Пстыго пошла выполнять приказ. Первый заход, и в эфире радостный возглас: «Танк горит!». Потом второй заход, и опять голос ведомого: «Другой горит!». И так за восемь вылетов подожгли девять танков. Эту необычную операцию с командного пункта наблюдали командармы В. И. Чуйков и Т. Т. Хрюкин.