Иван Шевцов - Тля. Антисионистский роман

Как это было давно. Теперь же из садика библиотеки он пошел в Третьяковскую галерею. Озабоченно и с каким-то странным смущением на лице он бесшумно передвигался из зала в зал и ощупывал глазами картины, словно искал что-то очень нужное ему и не находил. Глядя на творения великих мастеров, Владимир испытывал чувство неловкости и стыда. Вспомнились слова проводника вагона, упрекающего современных художников. И казалось, что картины настойчиво спрашивают, задают массу сложных вопросов, на которые нужно отвечать не словами, а делом, творчеством, созданием таких произведений, которые без стыда можно было бы повесить рядом с этими.

В Охотном ряду у входа в метро он столкнулся с Николаем Николаевичем Пчелкиным. В темно-синем в полоску костюме и с золотой лауреатской медалью на груди Пчелкин куда-то спешил. Увидев Владимира, он изобразил на своем лице преувеличенную радость, долго и крепко мял его руку в своих пухленьких мягких ладонях и затрещал, как старый воробей, не переводя дыхания:

- Во сне тебя сегодня видел. Выходит, сон в руку. Когда приехал и где пропадал, рассказывай? Ух, жаркое лето в Москве, - говорил он, отдуваясь и вытирая широченным клетчатым платком свое круглое потное лицо. Веселые живые слова его прыгали кузнечиками, а глаза, маленькие, с крапинками, всегда немного удивленные, беспокойно и забавно бегали по сторонам, кого-то догоняли, кого-то спрашивали, чему-то поражались. Нравился Владимиру Николай Николаевич, а чем именно, он никогда не спрашивал себя: достаточно и того, что человек вызывает симпатию. Ему казалось, что Пчелкина он давно постиг, прекрасно знает все его недостатки и снисходительно прощает их ему. Владимира восхищала простота Николая Николаевича.

- А я к тебе в мастерскую заходил, - сказал Владимир.

- Сегодня дал ребятам отдых. Умаялись. Да, а ты слыхал - Канцеля похоронили?

- Знаю, - печально нахмурился Владимир. - Но мне не ясно: как это случилось?

- Ну, как в Москве попадают люди под машины и трамвай! - сожалеюще пояснил Пчелкин и добавил печаль -ным голосом: - Вот и это один из нелепейших случаев, от которых, увы, никто из нас не застрахован. Талантлив был Яша, очень талантлив...

Да что в таких случаях слова? Оба это понимали каждый по-своему, и оба помолчали. Затем Владимир спросил Пчелкина:

- Как подвигается картина?

Тот ответил другим, уже бодрым, тоном:

- Ничего. К осени кончим. Бегу на заседание художественного совета. Проводи меня, - попросил он, беря Владимира под руку и направляясь на улицу Горького.

В пути Николай Николаевич расспрашивал Владимира о поездке, но слушал рассеянно и нетерпеливо, то и дело перебивал московскими новостями и анекдотами. Как всегда, он старался казаться остроумным.

- Ты знаешь, что Петя Еременко получил мастерскую?

- Не слышал. Рад за него!

- А его диораму видел?

- Волжскую? - переспросил Владимир. - Нет еще. Ну и как?

- Оригинально.

- Это не оценка. Знаешь в Сокольниках клуб имени Русакова?

- Знаю. Крик отчаяния, - беспечно отвечал Пчелкин.

- А ведь тоже оригинально.

- Нет, это фокус. А у Пети сделано хорошо. Один мой знакомый искусствовед назвал его диораму более чем талантливой!

Владимир погасил его пафос ироническим вопросом:

- Когда же ты будешь собственное-то мнение иметь?

- А что такое собственное мнение? - спросил Николай Николаевич и сам же, посмеиваясь, ответил: - Это наикратчайшее расстояние между двумя цитатами!

- Кажется, ты мне это уже говорил.

- Не может быть, - уверенно возразил Пчелкин. - Я сам только сегодня услышал. Ну, а знаешь ли ты, что такое телеграфный столб? - И сам же поспешил ответить: - Это хорошо отредактированная ель.

- Не очень остроумно!

- Ты просто сегодня не расположен к шуткам. Признавайся, кто тебе испортил настроение?

- Пока никто, но вечером обещают испортить.

- Свидание? Ох, молодежь! Не умеете вы ценить золотое время! Самые счастливые минуты жизни - это предвкушение свидания с любимой девушкой!

- Не разбрасывай умные мысли попусту, пригодятся для мемуаров, - посоветовал Владимир.

- Хорошо, учту. А ты не слыхал: Раковкин сотворил новый шедевр, называется «Федя-подпасок»?

- Талантливо?

- Ну, как тебе сказать? Все то же... Помнишь, у него военная картина была, кажется «Толя-разведчик». Так вот, тот же лохматый белоголовый Толя, тот же пейзаж, точь-в-точь тот же пурпурный закат в ярких тонах, но с маленькими вариациями: там разведчик, здесь подпасок, там война, здесь мирное время. Но так как за эти годы Толя, наверно, сильно вырос, то он теперь называется Федей. Ловко? - И закатился мелким бархатистым смехом. Потом успокоился, заговорил интригующе: - Это знаешь, одному писарю в старое время заказали юбилейный адрес в Тулу. А он и говорит: «В Тулу не могу, хотите в Калугу?» - «Да нет же, нам в Тулу нужно.» - «В Тулу не могу. А может, вам в Курск или в Кострому можно? Это я вам быстро, и недорого возьму». А ларчик просто открывался: у писаря хорошо заглавная буква «К» получалась. Так и у Раковкина: везде и всегда пурпурные закаты. И быстро делает, но в отличие от писаря дорого просит.

Подошли к серому большому зданию. Николай Николаевич посмотрел на часы и заторопился.

- Опаздываю. Заходи, поговорим без суеты, работы посмотрим.

- Сейчас не обещаю, а вот когда насовсем вернусь, обязательно зайду.

В три часа Владимир был уже дома. Мать возвратилась с завода в четвертом часу. Он не давал телеграммы, и Валентина Ивановна была приятно удивлена и обрадована. Он поцеловал ее и усадил на диван рядом с собой, забрасывая вопросами. Его интересовали московские новости, и мать рассказывала о заводе, сообщила, что директора ихнего на повышение забрали - в министерстве работает. А новый директор совсем несимпатичный, не то что Александр Иванович.

- Людей чурается, кабинетный человек, - говорила мать. - Александр Иванович, бывало, и в цех зайдет, и в столовую, поговорит с рабочими, обо всем спросит и поругает, когда есть за что. И поможет, если беда приключилась. Наш начальник цеха, Петр Степанович, с войны вернулся глухим. И все стеснялся недуга своего. А уж совсем ничего не слышал. Александр Иванович, как только узнал про это, в тот же день вызвал своего помощника и приказал: «Достань начальнику цеха слуховой аппарат. Где хочешь - в Кремлевскую больницу поезжай, а аппарат достань». И достали... Он всех кадровых рабочих по имени-отчеству знал. А новенький не такой.

- Ну, мама, может, вы слишком рано выводы делаете. Не успел человек осмотреться, а вы бац ему ярлык -«кабинетчик».

- Да нет, сынок, рабочие не ошибутся. Они все замечают. Вот, говорят, утром стоят на остановке наши рабочие, трамвая ждут. Директор на работу мимо проезжает -отвернется в сторону, делает вид, что своих не замечает. А как, бывало, Александр Иванович? Остановит машину, двоих-троих к себе посадит, и пока до завода едут - потолкует с людьми.