Павел Вежинов - Современные болгарские повести

— Что делать… Неумолимые параграфы воинского устава… — каким-то виноватым тоном проговорил Недю Недев, потому что Стефка смотрела на него.

— Он и так хорош! — сказала Михайлова, специалистка по части мужской красоты. — Пускай остриженный — что особенного? Хиппи теперь уже не в моде…

— Подай руку товарищу Недеву! — сказала мать. — Ты что это? Будто в первый раз видишь… Это ведь Наташин папа… И с товарищ Недевой поздоровайся!

Фео послушно исполнял команду за командой. В его движениях чувствовалась торопливая старательность новобранца.

— А к этой красавице приглядись повнимательней, — втолковывала ему мать, когда он пожимал руку Наташе Недевой. — Давно у меня одна мысль на уме… Как это называется, товарищ Недев?.. Застолбить участок или как?

Публика, следившая эа каждым ее словом, поняла намек и разразилась веселым смехом. Недев засмеялся тоже.

— Страшный человек эта Стефка! — восхищенно проговорил Дилов. — Вон как свои делишки обделывает… Издалека подъезжает…

— И правильно делает! — сказал Дочо Булгуров, когда Фео отошел к другому концу стола. — Эти вопросы надо обдумывать загодя… Потому — время летит незаметно… Что такое два года?.. Промчатся, как два денечка!.. Вернется солдат со службы и не будет болтаться зря, все приготовлено: вот тебе дом, вот тебе женушка, вот тебе работа — живи да радуйся!.. Я — за таких родителей, только так и надо…

Хотел он добавить, что сам тоже из таких родителей, но побоялся, что прозвучит нескромно. Да и не к чему раскрывать перед всеми карты, каждый носит в себе свои сокровенный планы, которые, бывает, лопаются, если слишком много о них болтать. Эти членские взносы, к примеру, квитанционные книжки, которые он таскает в кармане… Не бог весть какая радость обходить одного за другим, рассыпаться из-за каких-то грошей, выписывать квитанции, а кто заупрямится — вдалбливать битый час, для чего ты эти гроши собираешь… Приятное занятие, ничего не скажешь… Ладно, пускай его считают простачком. Дочо Булгурову пальца в рот не клади. Не сегодня — завтра Пламен вырастет, надумает в институт поступать, обязательно потребуется какая-нибудь справка, а кто ему эту справку выдаст, если отец у него не будет активистом?..

Призывнику освободили место возле Наташи, поставили перед ним чистый прибор, ответственный за напитки принес чайник, налил ему сливовицы, подкрашенной жженым сахаром под цвет политуры. Фео залпом осушил рюмку.

— Орел! — воскликнул возчик. — Вот теперь ты мне нравишься!

— Солдат у нас бравый! — поддержал его Лазар Лазаров.

«Солдат» озирался по сторонам — мать куда-то исчезла, отца тоже не было видно, оркестр играл чардаш, женщины суетились с подносами, на которых дымились тарелки с тушеным мясом, на травяном дансинге Михайлова, соседка, танцевала с каким-то незнакомым человеком в клетчатом пиджаке…

«Сумасшедший дом какой-то, — подумал он. — Минутки спокойной не улучить, чтобы им сказать…»

— Ну, герой… — кто-то хлопнул его по плечу. Он обернулся, это был Булгуров. — Сейчас ты в порядке… Можно о тебе, так сказать, не печалиться: рядом девушка, музыка играет, пенистое вино рекою льется, или как там в песне…

Он уже основательно подзаправился, загорелое лицо блестело, как мокрый глиняный кувшин, и, как пенистое вино, хлестали через край слова:

— А ты, я гляжу, скис вроде… — продолжал Булгуров. — Выше голову! Все мы по этой дорожке прошли…

Он неумолчно болтал над головой Фео, и тот не знал, как от этой болтовни отделаться. Взглянул на дочь Недевых — хорошенькая, светленькая, на носу веснушки, над ушами — по завиточку, клевая девочка, но куда ей до его Снежаны!.. А Снежана сейчас стоит, ждет его, в пяти шагах отсюда… Ждет и, наверно, уже беспокоится, отчего он так долго…

Мысль о Снежане заставила его встать.

Дочо Булгуров воспринял это как знак уважения к старшему и заставил Фео снова опуститься на стул — он, мол, садиться не собирается, просто подошел чокнуться с солдатом, пожелать ему доброго пути и удачной службы в родной армии.

— А ему квитанции не всучишь? — с насмешкой спросил Первомай.

— Армия от налогов и взносов освобождается, — серьезным тоном ответил Булгуров.

Фео воспользовался тем, что они занялись разговором, и пошел к дому. На ступеньках ему встретилась мать, она несла бумажные салфетки, которые забыли положить на стол.

— Куда? — строго спросила она. — Почему не сидишь с гостями?

— Мама, я бы хотел тебе…

— Потом, потом все мне расскажешь… Гости разойдутся, тогда и будем говорить хоть до утра…

Она сунула ему в руки салфетки и приказала разложить по столам.

Его так и подмывало тут же выкинуть их вон, он даже оглянулся по сторонам — нет ли подходящего местечка, где их не сразу заметят, но понял, что не сможет на это решиться. Каждый раз, когда предстояло сделать то, что хотелось, что-то останавливало его. Всю жизнь так. Вернее — до сегодняшнего дня. Сегодня он, наконец, совершил поступок, не спрашивая позволения, принял решение сам, своим умом, не считаясь с чужими мнениями, советами, рекомендациями… Он вспомнил, какой испытал подъем, когда они вышли из загса: скорей домой, к родителям! Рывком распахнуть дверь и возвестить, как в театре: «А вот и мы! Примите нас обоих, какие мы есть, и не падайте, пожалуйста, в обморок, не рвите на себе волосы… Рубикон перейден, жребий брошен!..» И прочую чепуховину в этом роде, которую незачем придумывать заранее — в нужную минуту слова сами придут на язык…

Жаль, что они не отправились домой сразу же. Николай с Таней потащили их в ресторан, там задержались, обмывая событие, час уходил за часом, и он чувствовал, как недавний подъем мало-помалу угасает, и как потом он вовсе испарился, уступив место малодушию… «Куй железо, пока горячо, — как это правильно! — думал он. — А я дождался, пока оно остыло…» Теперь ему все труднее было себе представить, как он распахнет дверь и объявит о том, что перешел Рубикон. Теперь ему казалось нелепым вот так взять и швырнуть гранату в родительский дом, точно какой-то террорист. Ведь это жестоко ранит отца и мать, которые всю жизнь тряслись над ним.

За окном темнело, пора было уходить из ресторана, и от его решимости уже не осталось и следа. Распрощавшись с Николаем и Таней, они неторопливо зашагали из города к тонувшему в густой зелени поселку, где гости уже собрались на проводы призывника, разумеется и не подозревая, какой он им сегодня преподнесет сюрприз… Сейчас этот сюрприз стоял за воротами, в темноте Первой улицы, закутанный в его плащ, и ждал, пока он переборет малодушие, затянувшее его в свою паутину, пока найдет в себе силы объявить о сегодняшнем событии и выкинуть к черту эти идиотские салфетки, которые он все еще держал в руках…