Павел Вежинов - Современные болгарские повести

— Мы будем учиться, а потом… — внезапно прозвенел голосок Снежаны.

— Тебя не спрашивают! — строго оборвал ее Йонко. — А коль не спрашивают — молчи. Я тебя не знаю, отродясь не видал, стой в сторонке и дай мне потолковать с моим охламоном…

— Папа, я прошу тебя! — произнес охламон.

— Я знал, заранее знал, нынче так просто не обойдется! Потому и не хотел собирать народ на даче… Что нам мешало устроить ужин на городской квартире… А еще бы лучше вообще не устраивать… Нет, оказывается, «невозможно»… День ангела его праздновали, ни одного дня рождения не пропустили за восемнадцать лет, и проводы в армию тоже, значит, обязаны отметить как люди. Вот тебе и проводы, вот тебе и яловая свадьба, которая обернулась-то настоящею…

Он тяжело вышел из комнаты, пол дрогнул у него под ногами, а вскоре из гаража донесся яростный стук топора.

— А все потому что боитесь, как бы не отстать от других… Георгиевы — в ресторане, вы — у себя на даче… У Панчевых — аккордеон, у вас — оркестр… У них — без начальства, у вас — Недю Недев…

Мать отшвырнула компресс, неожиданно легкими шагами подбежала к нему и отвесила пощечину.

— Ты товарища Недева не трогай, хулиган несчастный!.. Что он тебе плохого сделал? Чем тебе Наташа плоха, ты скажи мне, чем она тебе плоха?

Несмотря на пощечину, Фео улыбнулся: трудно было придумать вопрос глупее и нелепее.

— Молчишь! — продолжала мать. — Потому что ослепили тебя и не видишь, кто тебе истинный друг, кто тебе добра желает, а кто в яму заманивает… Что ты имеешь против товарища Недева? Всему городу помогает, сердце у него золотое, власть у него, авторитет. И тебя никогда бы не оставил — как сына любит тебя, всегда поможет…

— Перестань! — сказал Фео. — Я уже по горло сыт вашей помощью, вашими планами и расчетами!.. Это делай, того не делай, туда иди, сюда не ходи… Неужели у меня самого головы нету? Неужели мне всю жизнь жить по вашим планам, которые вы придумали, расчертили еще до того, как я родился?.. Нет, теперь — все! Больше так не будет, могу хоть сейчас шапку в охапку и уйти с этой дачи…

— …которую мы на тебя записали! — закончила мать.

— Я вас не просил на меня записывать!

— А мы можем и назад отписать! Ты как думаешь?

Она снова лежала с закрытыми глазами и придумывала, что бы сказать еще, но тут зашуршала жесткая ткань его плаща, она услышала, как стукнула дверь, а затем наступила тишина.

Она подняла голову. Молодых в комнате не было. Сестра беззвучно плакала у окна. Снизу, из гаража, по-прежнему доносились удары мужнина топора.

— Поди скажи этому кретину, чтоб перестал стучать! — проговорила Стефка голосом, исполненным презрения и боли.

«Все, говорит, что ты тут видишь, обработано вот этими руками. Каждое деревце, каждый камень в ограде, домишко, говорит, по досочке ведь из города приволакивал и сам сколотил. Доктор мне честное слово дал, что придет день, договоримся по-хорошему и… вдруг, разом, все отдать? Нет, этого не будет!» — «Будет, Первазов, — говорю ему, — будет, потому что у меня в кармане акт, а у тебя в кармане что? Фига у тебя в кармане!..»

Народ за столом уже поредел, матери увели детишек спать, Недевы тоже уехали, музыканты спрятали инструменты, и место под орешником казалось голым. За одним из столов под вьющимся виноградом Лазар Лазаров, Михайлова и Пенчевы играли в бридж. Записывать посадили молодую Дилову.

— Вот скажите: что важнее — акт или какое-то там честное слово? — спрашивал Свояк немногих оставшихся возле него слушателей. — Честному слову суд поверит или документу?.. Я уплатил деньги и требую, чтобы меня ввели в права владения, а до всяких там честных слов, докторов и Первазовых мне дела нет!

Он отхлебнул из стакана, вино перехватило ему горло, он часто задышал, и из глаз покатились неожиданно крупные, обильные слезы, облегчая накопившееся в душе напряжение. Он всхлипнул и припечатал Первазова крепким словцом.

— Не надо, брат! — принялся успокаивать его Дилов. — Все уладится, вот и начальство то же самое говорит. Не растравляй ты себя, давление подскочит, а при давлении, того и гляди, инфаркт прихватит.

— Правильно, — сказал Дочо Булгуров. — Для нас сейчас самое главное — здоровье, потому что возраст подошел уже инфарктный. Вскипишь из-за чего-нибудь, инфаркт полоснет и… передача окончена!

— Да, но с этим Первазовым он здорово влип, — озабоченно произнес Знакомый Пенчевых. — Тот, если упрется, может так никогда и не освободить участок. Что ты с ним сделаешь?

— А документ? — с надеждой спросил Свояк.

— Не имеет значения. Листок бумаги! Важнее, чтоб тот не уперся… У нас на «Петре Златарове» был такой случай: один из гальванопластики купил этаж — две комнаты, кухня, прихожая, туалет да еще удобная часть чердака и подвала. Идут к нотариусу оформить бумагу, но этот, из гальванопластики, забыл дома паспорт, а к нотариусу без паспорта не пускают. Пока он гонял за паспортом, является другой покупатель, отсчитывает денежки, составляет новый договор, наш, с «Петра Златарова», прибегает — да поздно, дело сделано. Целый этаж — две комнаты, кухня, прихожая плюс удобная часть чердака и подвала… Хорошо, хоть деньги назад отдали…

— Тут случай другой, — сказал Дочо Булгуров. — Деньги уже уплачены, и документ на руках. Все дело в том, чтоб тот освободил участок…

— И освободит! — Шофер неожиданно громыхнул кулаком по столу, да так, что подскочили стаканы.

— Конечно, освободит, брат, как это не освободит!

— Ты его припугни маленько, он мигом освободит.

— Чего мне его пугать, суд припугнет.

— Ну да, суд… Ты что — нынешнему суду веришь?

— Пускай он хоть на тыщу честных слов ссылается, суд знает, кому верить, а кому нет… Суд потому и суд, что верит не честному слову, а документам!.. Там разные «фигли-мигли» не проходят! Этак каждый может сказать: он мне честное слово дал… Нет, брат, так дела не делаются…

— Это в прежнее время под честное слово работали… И когда деньги давали взаймы, прятались, чтоб не увидал кто…

— Ты про прежнее время забудь… Сейчас вон — в глаза тебе смотрят и врут… «Прежнее время»!..

— А с участка он все равно уберется, никуда не денется!

— Всыпать ему как следует, так мигом уберется, — сказал Дочо Булгуров. — А то хитрый больно…

— И всыплю! — сказал Свояк.

— Проследи, когда его там нету, — посоветовал Знакомый Пенчевых, — войди в дом и вышвырни его манатки. Что он тебе сделать может? Ты хозяин, у тебя документ, право на твоей стороне. Ничего он тебе не может сделать.

— Ничего он мне не может сделать! Уберется как миленький!

— Обязательно, брат, подкарауль, когда его нету, и выкинь его барахло. Все до последней тряпки! Что он себе думает?