Сергей Снегов - Погоня в тумане

Однако уникальное творение природы — Курская коса — восхищало его больше всего.

Это был песчаный полуостров, протянувшийся на сто два километра от Зеленоградска до Клайпеды, — первые пятьдесят один километр были в составе Калининградской области, вторая часть принадлежала Литве. Полуостров отделял мелководный, опресненный Неманом, залив от южной Балтики. Был полуостров неширок, всего, триста метров в самой узкой части — около поселка Лесное — и три километра в самой широкой — у городка Ниды. Но густой хвойно-лиственный лес и высокие песчаные дюны, вздымавшиеся в средней части косы, образовывали почти непреодолимый заслон морским волнам.

Лучше всего здесь бывало весной и осенью, во время птичьих перелетов. За миллионы лет существования коса превратилась для пернатых в промежуточную станцию отдыха, едва ли не единственную в Европе. Птицы, летевшие весной из Египта в Норвегию и на север России, а осенью возвращающиеся из Приполярья к истокам Нила, усеивали Курскую косу звенящими, перелетающими с места на место разноцветными облачками. Незатихающий гомон несся над лесом и дюнами…

За поселком Лесным Денисов попросил остановиться и вышел на шоссе. Туман, ослабев, полностью не рассеялся, но было отлично видно — до чего же узка здесь коса. Слева раскрывалось темное море, а справа зеркально поблескивал ясный залив.

Денисов глубоко вдохнул свежий воздух, снял фуражку. Ветра не было, но волосы охватила влажная сырость…

Вернувшись в машину, Денисов приказал ехать на турбазу.

Настроение у Слесаренко было скверное. На рассвете приехали люди, осторожно собрали со стола остатки ночного пиршества и нарисовали план — кто где сидел. Затем подробно допросили Слесаренко и заставили расписаться на каждой странице протокола.

Заведующий турбазой пал духом, обилие подписей доконало его: каждая казалась петлей, добровольно набрасываемой себе на шею.

Опасаясь теперь, что подполковник Денисов приехал не к нему, а за ним, Слесаренко отвечал на все вопросы с великой готовностью. Но ничего нового добавить не мог. Чем дальше, тем больше ночное происшествие стиралось в похмельной памяти Сидоренко.

— Пойдемте-ка лучше к Тигунову и владельцу украденной «Победы», — предложил Денисов.

Сварщик Тигунов поднялся навстречу гостям с таким видом, словно давно поджидал их и удивлялся, почему они запаздывают. Он явно гордился, что попал в очевидцы. С подробностями, с той же неторопливостью — сейчас она уже не раздражала лейтенанта Петрова — он описал, кого встретил, о чем говорил с незнакомцами и как они выглядели.

— У вас расхождения со Слесаренко, — заметил Денисов. — По его показаниям, высокий был молчалив, а низенький говорлив, у вас — наоборот. Неточно и насчет литовского акцента, и насчет родинки.

— Это у Слесаренко расхождения, а не у меня, — уверенно возразил Тигунов. — Я варю точный шов, а не леплю от фонаря… Вот здесь была родинка, — он показал на угол рта, — а если высокий не литовец, так вообще нет на земле такого народа, литовцев.

Денисов обернулся к Слесаренко. Тот заколебался.

— Может, высокий чего и сказал, только не запомнилось… И насчет акцента — тоже не уловил…

— Нет, ты о лице скажи! — настаивал Тигунов. — Тот дылда, востроносый, губы тонкие, с усмешечкой, не так разве? А низенький — метровые плечи, нос такой… В общем, нос! Не так?

— Сколько лет им, по-вашему?

— Парни! — заявил Тигунов. — Ну, может, низенький постарше… Во всяком случае, не пенсионеры!

Слесаренко согласился, что ночных гостей пожилыми не назовешь. Денисов спросил сварщика: не мог бы тот помочь в розыске нарушителей? Тигунов согласился с охотой.

Денисов с лейтенантом направились к писателю.

Писатель Толбузин, владелец «Победы», невысокий, насмешливый человек, всем своим поведением словно бы говорил: «Отстаньте, чего привязались, я же к этому ночному происшествию никакого отношения не имею…» Жена его, полная дама, на полголовы выше мужа, старалась своей любезностью смягчить невежливость Толбузина.

— Вас, надеюсь, не сердят мои вопросы? — Денисова стала раздражать ершистость собеседника. — Простите, не знаю имени-отчества?

— Алексей Александрович. Не сердят, а смешат. Вы отлично понимаете, что происшествие — самое заурядное, а вы придаете ему такое значение! Должен сказать, что я не поклонник шпионской литературы.

— По-твоему, Алеша, и шпионов на свете нет? — примирительно сказала жена.

— Почему нет? Есть, конечно. Раз один кто-то заводит секреты, необходимо появляется кто-то другой, кому до смерти надо те секреты разгадать. Это логика. А что шпионы лезут из воды с аквалангами, ластами, на суше — нож в зубах, в руке пистолет, — это, извините, макулатура.

— Но вашу машину сегодня ночью украли, — сдержанно заметил Денисов. — Кто и почему?

— Проще пареной репы, — немедленно отозвался писатель. — Я исповедую эмпирический реализм: если есть два объяснения — одно заурядное, другое необыкновенное, — выбирай заурядное, оно вернее, ибо массовиднее. Итак — кто? Самое массовидное, самое заурядное и потому самое вероятное — солдаты, опаздывающие в казарму. Парней отпустили на несколько часов, они помчались к знакомым девушкам, уходить не хочется, а когда ушли, увидели — опоздания уже не избежать. А тут — машина. Соблазн непреодолим. Знаменитый криминалист Габриэль де Сартин первой версией для любого дела предлагал: ищите женщину…

— Алеша! — с упреком сказала жена писателя.

— …Ибо любовь к женщине есть самое массовидное, самое высокое чувство мужчины! — закончил Толбузин торжественно.

Денисов не мог не признать, что резон в рассуждениях Толбузина имеется. Случаи были, когда солдаты, опаздывающие в часть, угоняли автомашины. Потом эти машины находили в укромных местечках или прямо на дорогах, неподалеку от казарм.

— Теперь вторая часть вопроса — почему? На это ответить еще проще: потому, что я этого горячо хотел.

— Вы хотели, чтоб угнали вашу автомашину? — удивился Денисов.

— Именно, — хладнокровно подтвердил писатель. — Сокровеннейшая мечта моя, что когда-нибудь опрометчивый вор избавит меня от этого грохочущего и постоянно неисправного авторыдвана. Не я езжу на моей машине, а она ездит на мне!

— Почему же не продадите?

— Не могу! Единственное, что не могу, это продать ее! — воскликнул писатель. — Могу на ней расшибаться, буксовать, опрокидываться, останавливаться, терять права, терять голову, но только не продавать. Ибо ее любит моя отчаянная супруга! Честное слово! В мире еще не существовало столь неграмотного и столь лихого водителя, как моя жена. И когда она уносится на этом драндулете, я буквально не нахожу себе места — вдруг авария, вдруг несчастье! Теперь вы понимаете меня?