Федор Углов - Будни хирурга. Человек среди людей

Посмотреть операцию Миши пришли врачи и студенты не только нашей, но и из других клиник. Интерес врачей был понятен: не так часто испытывался новый вид операции, к тому же на сердце, к которому у хирургов сохранилось особо бережное отношение. Я очень волновался. Опасную для больного операцию я всегда делал в большом напряжении. А тут предстояло испытать метод, который никогда никто не применял. И хотя я очень тщательно отработал его на кафедре анатомии, все же на человеке эта операция делалась впервые. Имя Миши Скоробогатова было в клинике у всех на устах. Сама же операция запомнилась мне не только тем, что она делалась впервые, но и потому, что во время неё случилось осложнение, которое чуть не стоило юноше жизни…

В одном месте при отделении утолщенного перикарда от мышцы сердца мой палец случайно соскользнул с перикарда и, прорвав сердечную мышцу, проник в полость сердца… Можно себе представить моё переживание в этот момент. Потребовалось время, чтобы полностью вернулось самообладание. Палец в сердце… Стоит мне его извлечь, как кровь зальёт всё операционное поле, и не найдешь места, куда накладывать швы. А бывает и так: струя крови высотой более метра зальёт глаза тебе и твоим помощникам, и пока тебя вытирают, больной может уже погибнуть от кровотечения.

Я взял левой рукой иглодержатель (хорошо, что при операции владею обеими руками) и осторожно наложил кисетный шов вокруг пальца. Поручив ассистенту затягивать кисет, я одновременно извлекал палец. Кровотечение было остановлено.

Операция прошла так, как я себе и представлял. Миша перенёс операцию хорошо и чувствовал себя спокойно, чего нельзя было сказать про самого хирурга! Едва я зашил рану, как сразу же заметил, что костный лоскут, наложенный мною на область сердца, «подпрыгивает» при каждом биении сердца, словно открытая форточка при ветре. Обожгла мысль: «Как же этот лоскут может прирасти к своему месту, если он каждую секунду смещается в ту и другую сторону?»

Попытался положить на «створку» какой-нибудь груз, чтобы удержать его на месте. Но это не помогло. Наоборот, у больного от давления появились боли в сердце, ухудшился пульс, появилась аритмия. «Что делать? Как выйти из создавшегося положения? Неужели придётся идти на новую операцию: удалять этот лоскут, оставив, как при прежней методике, сердце обнажённым?!»

Решил, что нужно понаблюдать день, два. А Миша Скоробогатов радовал своим хорошим видом, лёгким, незатруднённым дыханием, снижением венозного давления — важнейшим признаком освобождения сердца от сдавливания. Юноша не обращал никакого внимания на подпрыгивающий костный лоскут, полагая, что так и должно быть, и был несказанно счастлив, избавившись от одышки, от тяжести в груди, от сознания, что все страшное уже позади.

Приходило успокоение и ко мне. Видел, что день ото дня движения лоскута становились все меньше, слабее. А недели через две они совсем прекратились, лоскут лежал на своём месте, надёжно прикрывая область сердца. Только при надавливании на него он слегка утопал внутрь, но тут же становился на место. А ещё спустя две недели его уже нельзя было сместить, даже применив силу.

Идея оказалась правильной. Иссеченные небольшие участки ребер восстановились. Весь реберный каркас стал составлять единое целое, и грудь Миши Скоробогатова имела прежний, «первозданный» вид.

Метод выдержал испытание и был повторен ещё у нескольких десятков больных с таким же успехом, прежде чем ему предстояло держать экзамен в далекой Индии. Но об этом я подробно рассказывал в книге «Сердце хирурга».

Миша Скоробогатов полностью поправился. Он много лет был у нас на виду. Мы знали, что он окончил институт и стал хорошим инженером. Что любовь и дружба с Ирой у них продолжались. Они поженились, растят детей, и, сколько мы их ни наблюдали, они жили счастливой, дружной семьёй.

Так хорошо закончился у Миши его благородный поступок, и я рад, что имел возможность помочь ему в беде.

Кстати замечу, что благородный поступок Миши побуждал меня и со своей стороны проявить все возможное и невозможное для его спасения. Я, конечно, и в любом другом случае делаю все для больного, но здесь у меня был дополнительный стимул для поиска путей успешной операции. И хоть я перед тем проделал большую подготовку для испытания на практике нового метода операции, но появление в тот момент в клинике Михаила Скоробогатова, юноши с романтическим, благородным характером, его пример, его красивая душа побудили и меня смелее пойти на трудный для меня шаг в хирургии. И сейчас, когда уже прошло с той памятной операции столько лет, я испытываю большое чувство удовлетворения и гордости от сознания того, что метод мой, внедрённый и в нашей стране, и во многих странах мира, освобождает сотни и тысячи людей от страданий и постоянного страха за безопасность сердца своего и за свою жизнь.

Благородство — наиболее замечательное качество человека, качество, в какой-то мере врождённое, но главным образом приобретённое путём самовоспитания и воспитания семьёй, школой и окружающей средой.

Благородство как свойство души и характера высоко ценилось в людях с древних времен. До нас дошли свидетельства историков и писателей о поступках людей их времени, которые выдавались за образец поведения. Можно привести рассказ о полководце Сципионе, жившем за 200 лет до нашей эры. Он прославился войнами в Африке, завершившимися победами над Ганнибалом. Он покорил большую часть Испании, о нём среди его современников распространилась большая слава. В то же время победы не испортили его характера. И в доказательство историки приводят такой эпизод. В Испании среди взятых в плен оказалась юная принцесса редкой красоты, которую, как ему сообщили, скоро должны были выдать замуж за одного знатного соотечественника. Сципион приказал, чтобы за ней ухаживали и заботились не хуже, чем в родном доме, а когда разыскал её возлюбленного, отдал принцессу ему в жены, а деньги, которые отец прислал, чтобы выкупить дочь, присоединил к приданому.

Римский историк Валерий Максим писал об этом: «Прибыл юноша, подобный богам, и покорил всех не только силой оружия, но и щедротами своими и благодеяниями».

Конечно, с точки зрения современной морали, особенно нашей, социалистической, юный полководец не совершил ничего особенного. Он поступил так, как и должен был поступить всякий порядочный человек. Но для того времени, для нравов и обычаев тех лет это, конечно, был поступок, в котором сказалось его величие и благородство. Недаром оно и поразило так его современников.

Благородство мы встречаем и в повседневной жизни.

Много лет я жил на Петроградской стороне. На одной со мной лестнице жили Георгий Филимонович и Тамара Ивановна и их дочь, теперь уже врач, а тогда она была ещё в пеленках. В 50-х годах, когда я начал оперировать сердечных больных, мне посчастливилось с помощью операции спасти таких тяжёлых больных, от которых другие хирурги отказывались, как от безнадёжных.