Виктор Конецкий - Том 7. Эхо
- Название:Том 7. Эхо
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Международный фонд 300 лет Кронштадту - возрождение святынь
- Год:2002
- Город:Санкт-Петербург
- ISBN:5-94220-009-2, 5-94220-002-5
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Виктор Конецкий - Том 7. Эхо краткое содержание
От воспитанника до мичмана, «Капитан, улыбнитесь», От лейтенанта до старшего лейтенанта, Наши университеты, Вопят огнями тишину, Непутевая тетка непутевого племянника, Еще про объединение, Счастливая старость, Чуть-чуть о Вере Федоровне Пановой, «НЕ МИР ТЕСЕН, А СЛОЙ ТОНОК?» (Из писем Л. Л. Кербера), Судьба семьи, О Викторе Платоновиче Некрасове, Из последних писем Л. Л. Кербера, ПАРИЖ БЕЗ ПРАЗДНИКА (В. П. Некрасов), Смерть в чужой квартире, Письма, полученные после публикации «Парижа без праздника», «У КАЖДОГО БЫЛ СВОЙ СПАСИТЕЛЬ» (О «Блокадной книге» А. Адамовича и Д. Гранина), Из переписки В. Конецкого с А. Адамовичем.
КТО Ж У ВАС СМОТРИТ НА ОБЛАКА? (А. И. Солженицын)
Капитан Георгий Кононович, Всего две встречи, Капитан Георгий Яффе, Он поэмы этой капитан (С. А. Колбасьев), Капитан Юрий Клименченко, Россия океанская.
От Верочки Адуевой, «Я буду в море лунной полосой…», Перестройка, или Пожар в бардаке во время наводнения, Жизнь поэта — сплошной подвиг.
ОПЯТЬ НАЗВАНИЕ НЕ ПРИДУМЫВАЕТСЯ (Ю. П. Казаков).
Начну с конца, с последнего письма, Нам с Казаковым под тридцать, Перевалило за тридцать, Как литературно ссорятся литераторы, Прошло одиннадцать лет, Из дневниковых записей на теплоходе «Северолес», Эпилог.
ОГУРЕЦ НАВЫРЕЗ (А. Т. Аверченко)
ЗДЕСЬ ОБОЙДЕМСЯ БЕЗ НАЗВАНИЙ (В. Б. Шкловский)
Из писем О. Б. Эйхенбаум и Е. Даль
БАРЫШНЯ И РАЗГИЛЬДЯЙ (Б. Ахмадулина и Г. Халатов)
Встречи разных лет
Разгильдяй Грант
ПРИЯТНО ВСПОМНИТЬ (Р. Орлова, Л. Копелев, Д. Стейнбек, Э. Колдуэлл)
На полчаса без хвоста (У. Сароян)
Архисчастливый писатель (А. Хейли)
ПРИШЛА ПОРА ТАКИХ ЗАМЕТОК
ДВЕ ОСЕНИ
Том 7. Эхо - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Мне кажется, что тебя нет в Ленинграде, а как ты — я знаю: хорошо.
Благодарю и целую Любовь Дмитриевну, перед которой я виновата: я встревожила ее своим первым визитом, а вторым не успокоила, потому что раньше уехала.
Вот что мне недоставало: написать тебе, подтвердить себе твою реальность. Написала — и с бодростью берусь за работу, которую должна сдать.
Пока, Вик, целую тебя.
Белла
Витя, у нас все распалось: Юра болен, я как-то особенно стала глупа, посуда разбилась, потолок протек.
Я как-то вся дрожу, но зато пишу много.
Юра чувствует себя хорошо, и это мешает ему лежать — а лежать еще долго.
Не забывай нас и дальше, мы очень любим тебя.
Белла
Витя, приезжай, я тебе дам прочесть рассказ. Будем с тобой не пить, дружить и хвалить друг друга. Целую тебя.
Белла
Милый и родимый Витя, довожу до твоего сведения, что ты мной любим, и мои молитвы часто звучали в твою пользу, хоть я и знаю, что это бесполезно, и твоя бледная, воспаленная худоба по-прежнему реет и бьется о ленинградские углы.
Чтобы не преувеличивать твоей трогательности, напоминаю себе, что ты достаточно глуп, упрям и живуч, и снабжен апломбом, столь свойственным старшим помощникам капитана, да еще не по заслугам высоко одарен. И в этом сложном и привлекательном облике ты уцелеешь среди всех невзгод, растолстеешь, разбогатеешь настолько, насколько это нужно для приобретения множества голых бумажных женщин и некоторого количества хорошо одетых живых, но и это еще не все, и ты напишешь много прекрасных книг мне и всем на радость.
Я совершенно не сомневаюсь в этом, и все же прошу добрые силы, населяющие небеса и моря, сберечь тебя в целости и сохранности, здоровым и благополучным.
Твоя Белла
Витька, я что-то впала в большое беспокойство о тебе. Помни об этом, когда будешь губить свое здоровье. Едва ли не в первый раз я тебе говорю серьезно. Ты — милый, дорогой и прекрасный, рассчитывай на мою нежность и верность в случае чего. Я и сама ощущаю какой-то туман, от которого все болит.
Мы последнее время виделись мало и неудачно, а последнее время и вовсе не виделись. Но ты у меня все время где-то маячишь в уголке глаза каким-то любимым и жалостным силуэтом.
Ну, веди себя хорошо. Мы всегда с тобой и говорим о тебе мечтательно и высокопарно. И не пей там…
С ханжеским приветом твой верный товарищ Белла.
Витя, приезжай, я тебе дам прочесть рассказ. Будем с тобой не пить, дружить и хвалить друг друга. Целую тебя.
И почему абсолютное большинство женщин под письмами не ставят дат?!
Разгильдяй Грант
На самом краю нашей несчастной земли в столице Колымского края — Магадане — многие годы проживал веселый и озорной армянин. Он был доктор в очень мрачной области медицины — специалист по лучевой болезни и другим радиоактивным мерзостям.
Мы переписывались долгие годы, но, как и с большинством моих корреспондентов, ни разу не виделись.
И в свободное, и в служебное время Грант Халатов писал стихи. Часто хулиганские. Вот, например, некролог, заготовленный Грантом впрок для меня:
Когда построят бушлат сосновый,
Когда приладят костюм тройной,
Я, понапрасну не прекословя,
В бессрочный выгребу выходной.
Засуетятся друзья и жены,
И даже тещи зажгутся вдруг,
А я, спокойный и охлажденный,
Взгляну из гроба на все вокруг.
Увижу так: духовой оркестр
Шопена мучает, в доску пьян,
А самый трезвый, совсем облезлый,
Попасть пытается в барабан.
По-над могилкой, в тени осинки,
Вражина, вредный, как геморрой,
Подобно плакальщице-грузинке,
Готовит вопли, впадая в роль…
И ведь просил же: поменьше пены,
Побольше пенья — и пей до дна.
Так нет, лежи здесь, теряй терпенье
И дожидайся, когда ж хана.
А жизнь такая вокруг живая,
А я, выходит, назад гребу?
Ну нет, подумаю, оживая,
Видал я, братцы, всех вас в гробу.
К чертям собачьим — сосновый ящик,
На барахолку — костюм тройной!
И по могилкам, беспечно спящим,
В одном исподнем рвану домой.
Грант хотел увидеть свои стихи напечатанными, но практически ничего не делал для этого, раздаривая их друзьям.
Гранта, повторюсь, как и многих других своих друзей по переписке, я никогда не видел.
Магадан
Мастер! Вот Вам.
Мореный реалист и бывший лирик,
Произношу вердикт, крутой, как дуб:
Чукотка пахнет, миль пардон, сортиром
И тусклым потом в аэропорту.
Эх, мать твою, нелетная погодка —
Хотя бы раз да вовремя взлететь!..
Торчишь на задней парте у Чукотки —
Так на Камчатке школу просидел.
И маешься, ни в чем не виноватый,
И лаешься на потаскуху-жизнь,
И выйдешь в тундру… А вот тут, ребята,
Чукотка пахнет так, что стоит жить.
Между прочим, курорт в поселочке Талая — райское место поблизости от Магадана. Особенно хорошо там в июле — августе. Кстати, он и по профилю Вашей нежной скорби.
Жаль только — водку там зарубили идиоты местного масштаба.
Ваш Грант Халатов (Разгильдяй)
16.07.87.
Магадан
Мастер! Поговорим о колорите,
Уткнувши нос поближе в шкаф…
Да, Север — он не калорифер,
Да, Север — холодильный шкаф.
Но все же белое бесцветье —
Не все, что у него в груди…
Итак, поговорим о цвете,
А лучше — молча поглядим.
Это я к тому, что акварели Ваши, по крайней мере те, что я видел в журнале «Нева», угрюмы. Вы даже солнечную Пицунду ухитрились опечалить. Что подтверждает мою давнюю догадку о том, что жисть Ваша — еще не стерва…
А вот проза — прелестная акварель. Солнечная, как у Думбадзе…
Прочитал «Никто пути пройденного у нас не отберет». Уровень Ваш, но чувствуется, что это — точка в огромном предложении.
Что ж, наберусь терпения и буду ждать нового.
А у меня закончился четырехлетний приступ стихотворного помешательства. Надо было толкаться, издаваться, да скис, остыл, зуд прошел. Так, чешется иногда, но это терпимо. Ей- богу, это не кокетство. Пусть оно полежит, подремлет. А вот подохну, вдова издаст — и сразу в дамки, хе-хе.
Обнимаю Вас, Мастер.
Разгильдяй Грант
22.10.87
Магадан.
Мастер, сами Вы чистое дите!
Какого черта не написали, что прислать, если я в каждом письме об этом талдычу?
Конечно, мы же интеллигенты, мы питерские, нам дворянская нежность не велит…
А я не хочу, чтобы властитель дум загнулся раньше срока только оттого, что во вшивом Ленинграде даже гондоны по талонам.
А я вчерась отхватил водку по талонам! Талоны такие красивенькие — жаль было расставаться.
Кстати, талоны за апрель я не отоварил, а отнес в краеведческий музей. Там сначала хохотали, потом задумались, закручинились и… взяли. Авось, когда-нибудь появятся талончики мои в экспозиции как значок времени — в разделе «Мужество северян».
Читать дальшеИнтервал:
Закладка:
