Виктор Астафьев - Дядя Кузя — куриный начальник

Спал ли в те дни дядя Кузя — никому не известно. Если спал, то час-два в сутки. Он старался всюду успеть. Подбодрить словом «молодое поколение», поглядеть, чтобы ребята не озорничали на птичнике, чтобы сыпали куда надо гальку, песок да не подпалили бы птичник, сжигая кости.

С этими костями получился непредвиденный конфуз.

В деревне и в округе их оказалось мало, а норму дядя Кузя установил на каждого ученика не меньше трех кило. Некоторые ребятишки даже костяные бабки принесли и сдали. Иные вовсе ничего собрать не сумели. А старик взял каждого на учет и требовал выполнения нормы.

Котьке Печугину не повезло: он не сумел сдать ни одного килограмма. Ребята подсмеивались над ним, а дядя Кузя, хитровато щурясь, говорил:

— Ничего, ничего, Котька — парень глазастый, он еще всем на диво кость сыщет.

И Котька действительно приволок такую кость, что у самого дяди Кузи глаза на лоб полезли. Кость была в столб толщиной, коричневая, как орех, с черными пятнами. Дядя Кузя сначала принял ее за гнилую корягу, но кость гудела при ударе и не рассыпалась.

Стали расспрашивать Котьку, где он добыл этакую диковину.

Котька помялся и рассказал.

В пяти километрах от села, возле той самой речки, к которой жалась птицеферма, летом работал экскаватор, добывал глину для кирпичного завода. И раскопал кости мамонта. Часть костей отправили в музей, а часть или не успели отвезти, или забыли.

Вот Котька и привез на тележке пудовую кость, чтобы уже сразу рекорд установить.

Дядя Кузя был ввергнут в смятение и не знал, как ему поступить с этакой находкой.

— В какие же времена эта животная на земле обитала? — осторожно расспрашивал он у ребят и, когда те сказали, заключил: — Вот видите, значит, еще задолго до того, как я партизанил и беляков крушил. И выходит что? Выходит, мы не знаем, были во времена мамонтов куры или нет. И если были, то кто кого ел. Опять же кость в земле лежала и… — дядя Кузя пощелкал в воздухе пальцами, — и какие питательные компоненты ее, мы не знаем. А может, в кости этой больше вреда, чем пользы? Может быть? Запросто.

И порешили ребята совместно с дядей Кузей отвезти кость мамонта в школу и организовать там исторический уголок.

Милаха не показывалась. Но в том, что она жила и действовала, не было никакого сомнения. Иногда под полом возникала борьба и снова слышался резкий, как скрип пилы, голос старой атаманши.

Громило уже знал этот голос. Он настораживался, шел к норе, шевелил хвостом и дежурил. Иногда у норы поднимался визг, крик, шум, и Громило оттаскивал к плите мертвую крысу.

Дядя Кузя бежал посмотреть, ко это оказывались всего лишь «подчиненные» Милахи, которых она, видать, высылала на разведку.

Кот Громило отъелся настолько, что его можно было, хотя и под сомнением, пускать одного к курам. Дядя Кузя однажды закрыл кота в птичнике.

Среди ночи в той половине, где был оставлен Громило, поднялся переполох. Куры хлестали крыльями, петухи орали. Дядя Кузя сунул ноги в валенки и поспешил туда.

В полутемном углу птичника, под ящиками несушек, он обнаружил искусанного, окровавленного кота Громилу. Кот старательно зализывал раны. Поодаль от него валялась с растерзанной головой Милаха.

Громило даже не глядел на нее.

Дядя Кузя склонился над израненным котом. Не решаясь погладить или приласкать его, старик лишь словами выражал свое восхищение:

— Громилушка! Воин ты великий! Изничтожил ты гада-вредителя!.. Тыщи ты колхозные спас, и полагается тебе за это большая премия в виде молока и рыбы. Дают же премии пограничным собакам за верную службу? Дают. Так вот и я для тебя стребую. Если не стребую, значит, я не старый красный партизан, и пусть меня тогда прогонят с должности заведующего фермой в шею.

Премию Громило получил. Слух о героическом коте облетел все окрестные деревни. Люди приходили дивиться на кота Громилу, целым классом прибывали школьники. Учитель написал о коте Громиле поэму, но ее забраковали в районной газете, ответили, что газета отражает героические дела людей, а не животных. Из-за этого районная газета потеряла еще одного читателя: дядя Кузя перестал подписываться на нее.

— А взамен этой мамонтовой кости вы мне, ребята, потом пуд мелких насобираете, вот мы и будем квиты.

Ох и хитер дядя Кузя! Выкрутился той осенью. Кур обеспечил всеми «компонентами» и колхозу крепко помог. На отчетном собрании хвалил председатель дядю Кузю, и премию ему вырешили — электроутюг.

На деревню спустилась ночь.

Мы вышли с дядей Кузей из дома на улицу, за дровами.

Над избами все так же стояли пухлые белые дымы. Они поднимались в высь, густо усыпанную звездами.

Снег искрился, перемигивался бесконечно.

— Вызвездило как, — сказал дядя Кузя, задрав голову и придерживая шапку. — Должен налиму ход быть. Надо завтра на реку сбегать — глядишь, добуду себе на уху и хворым курицам на поправку.

Гудела печка, и малинились, наливались жаром ее бока. Видно было, как на стеклах вспыхивали студеные искры. Но вот от жара начал оплывать на окнах ледок и гасить эти искры одну за другой.

В углу возле бочек зашуршало, и сейчас же возник откуда-то кот Громило, направился к бочкам неслышными шагами. Хвост его загулял из стороны в сторону, не предвещая ничего доброго колхозным вредителям.

Но скоро кот успокоился, развалился подле жаркой печи. Тревога была напрасной. Это из щелястого бочонка посыпалась на пол молотая кость.

Дядя Кузя долго переминался. Ясно видел я, что он хочет о чем-то спросить и не решается. Наконец он начал окольно толковать о том, что у нас еще много бесхозяйственности, что вот весной вместе с ледоходом бревноход получится, а дрова надо покупать втридорога. Потом ругал правление колхоза, которое не позаботилось вовремя о ремонте овощехранилища, и много картофеля замерзло в полях.

Но я чувствовал: подъезжает дядя Кузя к чему-то и не эти дела его занимают.

— Весна вот скоро, — неожиданно вздохнул дядя Кузя, — забот у меня сызнова будет, забот! Опять коршунье кур начнет таскать, цыплят безмозглых. Да и чего их не таскать, — подумав, заключил старик. — Будь я коршуном. и то таскал бы. Вольеры нет? Нет. Вот и знай на здоровье курятинку кушай.

Он замолчал. Я жду, что дальше будет.

— Но вольеру-то бы и нетрудно сделать, — снова пустился в рассуждения старик. — Рабочую силу я сыщу — вон у меня вся школа в помощниках ходит. Кликни только, налетят галчата и все сделают. Стали школьников тоже к труду приучать. Хорошо это. Баре нам не нужны. Но вот беда — проволоки нету. Есть, правда, у меня на примете…

И тут наконец дядя Кузя добрался до сути дела. Оказывается, он данным-давно уже обнаружил в лесу старую телефонную линию. Был когда-то здесь леспромхоз. Провели эту линию лесозаготовители, но, когда вырубили лесосеки, забросили ее и проволоку не сняли. А дядя Кузя побаивался эту проволоку взять: а ну как влетит за это?