Семен Бытовой - Ночью скалы светятся

Настигнув тигриный выводок, первым делом надо отпугнуть выстрелами тигрицу. Нужно вовремя и осадить собак, увести их подальше от нее, а то стравишь их, — потом без сворки и с котятами не управишься. Когда отобъешь котенка, прижмешь его рогульками, кому-то придется надевать намордник, кому-то спутывать вязками правую переднюю лапу, кому-то левую, а кому-то обе задние... Да и прекратить стрельбу нельзя, чтобы мать не кинулась спасать детеныша. А ведь людей в бригаде пятеро. Вот и нужно, чтобы каждый точно знал свое дело.

— Я буду правую переднюю лапу тигренку вязать! — крикнул Димка.

— Что ты, бата! — испуганно произнес Маяка, слегка хлопнув сына по затылку. — Тебя близко к амбе не пущу...

— Почему не пустишь? — обиженно спросил Димка, вобрав голову в воротник, будто ожидал, что отец снова хлопнет его.

— Ты, паря, будешь все время из ружья пулять, тигрицу отпугивать, — сказал Олянов. — Прикрывать бригаду от опасности. Тоже дело ответственное.

Димка, нахмурившись, промолчал. Меньше всего он ожидал, что в самый решающий момент ему придется стоять в стороне и пулять из ружья. «Ну, не доверяют вязать переднюю лапу, — разочарованно думал он, — заднюю не так уж опасно. Если бы можно было по одной задней, вполне бы справился. Но раз Николай Иванович говорит, что прикрывать бригаду от нападения тигрицы тоже дело важное, так буду пулять из ружья, что на всю тайгу гул разнесется».

Чауна, за которым Олянов «закрепил» левую переднюю лапу тигренка, испуганно перевел взгляд с бригадира на Маяку и, увидав, что тот охотно согласился вязать амбе обе задние лапы, передернул плечами. Олянов, заметив тревогу Чауны, спросил:

— Может, ты, Чауна Симович, вместо Романа Аверьяновича намордник надевать хочешь?

— Лучше пускай лапу, — тихо сказал он.

— Ну, а теперь, братки, завтракать — и в поход...

Ели копченые кетовые брюшки, перловую кашу с мясными консервами и, конечно, пили круто заваренный чай.

...В густых зарослях тальника, на крутом берегу Татиби лежали две свиные туши — большой кабан и поросенок. Вороны густо облепили их и при появлении людей не сразу поднялись в воздух. Когда к тушам ринулись собаки, вороны с громким карканьем взлетели, все еще низко кружась над «давлениной».

Олянов с Киселевым с трудом отогнали свору и привязали собак к дереву.

У кабана-секача была прокусана шея и когтями в нескольких местах разодрана спина. Видимо, тигр прыгнул ему на спину. На поросенке никаких рваных ран не было. Он просто был задушен.

От «давленины» следы тигрицы вели прямо через Татиби. Возможно, хищница отправилась за тигрятами, чтобы привести их сюда и накормить.

— Куты-мафа два солнца назад тут ходи, — уверенно заключил Маяка, осмотрев следы на льду реки.

— Два дня назад? — переспросил Олянов. — Значит, далече отсюда своих детишек запрятала.

— Почему далече? — удивился Маяка. — Куты-мафа прямо не ходи. Он туда-сюда петли делай...

— Правильно, Маяка Догдович, — поддержал его Роман Киселев. — Видимо, котята недалеко: однако тигрица, прежде чем придет к ним, из предосторожности изрядно попетляет.

— Надо, пожалуй, в кустах, неподалеку от свиных туш ставить палатку, — сказал Олянов. — Будем в засаде сидеть. Не сегодня — завтра тигрица явится сюда со своим выводком.

Место для засады выбрали за крутым холмом. Для костра, чтобы горел тихо и не трещал, нарубили веток ясеня и ильма, причем слишком разгораться огню не давали.

Но ни ночью, ни на следующее утро тигры не появились. Значит, где-то были у них припрятаны другие свиные туши. И верно, не успели охотники пройти километра два вдоль левого берега Татиби, как навстречу им с земли поднялось стайкой воронье. Охотники остановились, стали следить, куда же летят птицы.

— Его лети кедровую падь, — сказал уверенно Чауна.

В кедровой пади, в примятых кустах орешника, лежала обезображенная туша старого кабана-секача. Местами на ней еще не застыла кровь. Снег вокруг туши был так вытоптан, что следы тигриных лап совершенно перемешались.

Однако охотников до крайности удивило, что тигры, не успев разделаться с жертвой, неожиданно разошлись в разные стороны. Котята ушли вдоль берега Татиби, а мать — через кедровник в горы. Неужели тигрица, почуяв опасность, бросила своих детенышей? Нет, так не бывает! Скорей всего она угнала их в логово, а сама отправилась в разведку, запутывая при этом следы.

Олянов велел Киселеву и Чауне обследовать следы тигрицы, а сам с Маякой пошел по следам котят. Димка остался с собаками.

Когда они через полчаса снова собрались, Киселев доложил:

— У матери след слишком тревожный. Местами перепрыгивала через кусты. Потом останавливалась. Видимо, оглядывалась на котят. Да и когти у нее выпущены до отказа.

— Ясно, Роман Аверьянович, — задумчиво сказал Олянов и посмотрел на Чауну.

— Его верно говори, Оляныць, — подтвердил слова Киселева Чауна. — Цюет амба, что люди близко ходи...

— Ну, а котята как? — спросил Роман.

— Разно, — сказал Олянов, — у одного когти выпущены, у другого — нет. Один из них постарше — годовалый, а второму с полгодика, не более...

— Которому год будет, все понял, а который «бата», глупый еще. Много понимай нету, — поддержал Маяка.

— Тигрята шли то рядом, очень близко друг к другу, то меньшой, приустав, начинал отставать, — рассказывал дальше Николай Иванович. — Хватившись, бежал вдогонку за старшим. — И шутливым тоном прибавил: — Вот какая, как говорит Мунов, наша картина...

— Нормальная, Иваныч, картина, — в тон ему заметил Киселев. — Терять время не будем. Веди, бригадир!

Олянов посмотрел на небо, освещенное солнцем, потом — на часы.

— Пойдем за котятами. Будьте начеку, помните, что кому поручено!

Киселев перехватил у Димки сворку и пошел вперед. За ним, держа наготове ружья, двинулись остальные.

Посмотрев сбоку на Димку, Николай Иванович спросил:

— Держишься, паря?

— Держусь, дядя Коля!

— Помнишь, что поручил тебе?

— Помню: пулять из ружья!

— Ну и молодец! — И бросил Маяке: — Зря ты своего Димку в моряки определил. Он ведь охотник добрый...

— Пускай что хочет, — ответил Маяка.

Все выше поднималось над тайгой солнце. Легкие пушинки, пронизанные золотыми лучами, кружились в чистом морозном воздухе.

Вдруг в просветах между деревьями мелькнула полосатая спина огромной тигрицы. Первым увидел ее Чауна.

— Куты-мафа! — закричал он и упал на снег.

— Что ты, дядя Чауна?! — вздрогнув, прошептал Димка и испуганно попятился.

Подбежавший Маяка хотел было поднять Чауну, но голос Олянова: «Залп!» — остановил Канчугу.

Последовало три одиночных выстрела. Чуткое зимнее эхо не успело повторить их, как Роман закричал: