Ахмедхан Абу-Бакар - Опасная тропа

«Свет очей моих», «жемчуг зубов», «трепетная лань», «волосы, при виде которых стыдится сама черная ночь», — что этими словами можно сказать любимой! Только улыбку вызовут они… Ну, а как быть, если самым трудным для молодого горца было и остается во многих случаях объяснение в любви? Тем более, что в народе его столетиями избегали слов, выражающих сердечные чувства, — недостойными они считались для человека, носящего папаху!

Но Айдамир и Саша вполне сносно говорили по-русски…

Никто не знал, сколько тысяч километров разделяет дагестанский аул и чувашский Канаш, — ни Осман, ни брат его Хасбулат, ни Айдамир, знали только — много… И путь их лежал через Москву.

Осман оказался предусмотрительным — он попросил Сашу написать письмо родителям. Она ни словом не обмолвилась о том, с какой целью едут гости — стыдно ей было, но написала, чтобы встретили их с честью, написала о бригаде, о подругах… Все и обо всем написала она, но легко было уловить радость в ее письме, читалась она меж строк, и никому, кроме родителей, письмо это не предназначалось…

Доехали сваты до Москвы, и грешно было бы не остановиться, не побывать два-три дня в столице, походить, посмотреть город. Да и дела были — костюм жениху купить, платье и туфли невесте. Последнее вызвало долгие споры — Осман считал, что рановато об этом думать, неизвестно, как встретят их родители девушки. Однако дядя Айдамира, Хасбулат, не только уговорил Османа, но успел и себе гимнастерку новую купить в военторге, обновить орденские планки — как-никак три ордена и еще медали принес он с войны. И когда спрашивали, за какие подвиги получил он эти награды, у Хасбулата один был ответ: «За то, что воевал, как мужчина!» Достойный ответ, но Айдамир почему-то сердился. «Неужели, — думал он, — когда будут сватать Сашу, родители будут учитывать дядины заслуги?»

Когда сели в поезд до Канаша, тревога отца передалась и дяде, и Айдамиру. Как их встретят родные девушки? А что, если отец ее скажет, что не для того он посылал свою дочь в Дагестан, чтобы она выходила там замуж, и здесь немало парней, посылал, чтобы помочь людям в беде… и придется им тогда вернуться с позором…

Айдамир же, слушая однообразный стук колес на стыках, повторял одно: «Все равно! Все равно!» И что означали эти слова, не трудно было догадаться по разгоравшемуся на его скулах румянцу: «Все равно — нет без нее жизни! Все равно — не отступлюсь!..»

А дядя Хасбулат успокаивал не только племянника и Османа, но и себя подбадривал. «Я не такие крепости брал!» — то и дело говорил он, лежа на нижней полке и рассматривая московский журнал.

Но когда они шли уже по незнакомому Канашу, сверяясь с адресом, расспрашивая встречных, дядя заметно приуныл, даже упрекнул племянника: «Не мог в нашу девушку влюбиться, мало их, что ли… Тоже мне, мужчина… И зачем я-то в такую даль потащился?!»

Наконец подошли они к аккуратному коричневому домику с палисадником. Подошли и растерялись, застыли в нерешительности. Во всем чувствовалась хозяйская рука — сирень и рябина росли в палисаднике, круглая клумба с какими-то яркими цветами была обложена кирпичом, и кирпичи были побелены известкой, стояли наклонно, в зубчик; кирпичная же дорожка вела к столу под раскидистой яблоней и дальше, в глубину сада, и посередине стола сверкал большой самовар — видно, хозяева теплые летние вечера проводят здесь за чаем…

— Ну вот, приехали, — первым заговорил Хасбулат, и скорее сожаление слышалось в его голосе, чем радость.

— Да, приехали, — смущенно проговорил и Осман. — Пошли, что ли?

— Вот что, вы идите, а я потом… похожу тут… — Хасбулат одернул новую гимнастерку и посмотрел на Османа, будто хотел сказать: «Ты отец, а это твой сын, ты и решай свои дела».

— Как так, Хасбулат!..

И они заспорили, кому идти первому — дяде ли, отцу ли, и как велит обычай поступать в таких случаях…

— Эх, дядя! «Я не такие крепости брал!» — только и сказал Айдамир укоризненно.

— А что? Да, брал и не такие! Чего стоим, пойдем все вместе!

И они вошли в калитку. Расхрабрившийся Хасбулат поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Никто не ответил, и он облегченно вздохнул, посмотрел на часы. И смело пошел под яблоню, поставил чемодан, сам уселся на скамейку, потрогал ладонью самовар — он был еще горячий, и чашки с блюдцами стояли рядом, и конфеты были в тарелке.

— Идите! Что лучше крепкого чая может быть с дороги! Садитесь, будьте как дома!

Он налил себе чаю и хотел уже отхлебнуть, но тут же поперхнулся, вскочил — увидел подходившего из сада человека в расстегнутом военном кителе со значками и колодками в четыре ряда.

И чуть не вырвалось у Хасбулата: «По вашему приказанию…»

По стойке «смирно» стоял Хасбулат.

— Здравствуйте, чем могу… — полковник — три звезды на погонах! — застегивал китель. — Постой-постой… — Достал и надел очки, всматриваясь. И вдруг в радостной улыбке разошлись губы. — Постой, ты…

— Я, товарищ командир! — выкрикнул Хасбулат, забыв и о брате, и о племяннике.

— Ну, конечно… Хасбулат — удалой, а?! Как, какими судьбами здесь, ведь тебя…

— Так точно, убили, товарищ командир!

— Как убили? Ты же живой?!

— Так точно, живой, товарищ командир!

— Да ты Хасбулат или брат его?

— Я Хасбулат, товарищ командир, а мой брат — вот он!

— Ничего не понимаю, ну-ка, — полковник, всматриваясь, шаг сделал, другой и вдруг крепко обнял Хасбулата. — Живой! Ну, здравствуй, здравствуй… — Он опустился на скамью и всех усадил, и Осман с Айдамиром, слушая их, начинали понимать, кого встретил Хасбулат.

— Все такой же, — говорил полковник, — совсем не изменился…

— Постарел только, товарищ командир.

— Да брось ты, какой «командир» — тридцать лет прошло… Но ведь тебя же на моих глазах…

— Это не тогда, товарищ командир, а после, когда я нашел обрыв провода и уже возвращаться хотел — меня немец кинжалом в спину… Думал, конец, но одолел, правда…

— И как же нашел меня?

— Правду сказать, не искал, товарищ командир, случайно вышло…

— Не бывает таких случайностей! — Полковник еще раз хлопнул по спине Хасбулата… — Спасибо, что нашел.

— Мы к вам, простите, запамятовал имя-отчество…

— Михаил Петрович.

— Мы по делу, Михаил Петрович!

— Прямо из Дагестана? Ничего себе! Дело, должно быть, серьезное…

— Да, деликатное дело. Вот письмо от вашей дочери привезли… Нет-нет, ничего не случилось, жива-здорова…

— Ну-ка, — полковник взял письмо, извинившись, чуть отвернулся.

Осман и Айдамир не знали, как себя вести, но радовались они такой неожиданной встрече дяди Хасбулата с бывшим командиром, — хороший оказался человек, душевный! И как-то укреплялась в глубине души надежда — такой удачи они, конечно же, не ждали…