Ахмедхан Абу-Бакар - Опасная тропа

— Так и быть, скажу я вам откровенно, почтенные, почему я часто стал ездить в город, тем более, некоторые из вас, я знаю, недоумевают — с чего бы это наш старик Кужак в город зачастил, — сказал он в минуты откровения, — что правда, то правда: юноша видит сначала небо, а потом землю, а старик — наоборот. Я желаю признаться, чтобы не было кривотолков, — ведь из уст в уста и муха становится слоном, как любит говорить наш Усатый Дьявол из рода Иванхал, да прибавятся ему годы на этом свете. Езжу я в город, конечно, не затем, чтоб размять свои старые кости, побродить по хозяйственным магазинам или понежиться на теплом прибрежном песке под солнцем у ласковых волн Каспия, хотя и это занятие я считаю полезным: на толкучке можно купить импортные штаны, в хозяйственном магазине — инструменты для откупоривания бутылок и для закупоривания банок, а морскими ваннами — поправить здоровье. Езжу я в наш столичный город на людей посмотреть, порадовать себя, усладить взгляд, поразвлечь душу красотой нынешних молодых людей. Особенно люблю наблюдать за выходящими из парадных дверей нашего университета молодыми девушками. Вы не смейтесь и не спешите делать выводы, мол, старик рехнулся, — стал заглядываться на молодых девушек. Сегодня я говорю с вами вполне серьезно и не пытаюсь вырастить на стебле тыквы баклажаны.

Стою я на углу нашего университета, стою, опершись о палку, как чабан, который у загона подсчитывает в отаре колхозных овец, и сердце трепещет в груди, как воробей в кулаке, от радости, и все спрашиваю себя: откуда они взялись такие? Раньше не было у нас таких красавиц, если и были, то из тысячи одна, и рождалась она не на радость, а на беду… Гляди и радуйся… Одна краше другой, добрые сердцем, богатые знаниями; одну запомнишь, появляется другая, способная затмить первую, и так далее. Я уже не говорю об их нарядах, об одежде, которая за последние годы стала яркой и легкой, подчеркивающей отточенные линии их стройных, царственных фигур. Я говорю о лучистом свете в их больших, неомраченных горькой долей ясных глазах, об их милой, покоряющей улыбке и задорном веселом смехе.

Смотрю на них и сам себе завидую: как хорошо, что дожил до этих дней. Во мне радость цветет, распускается, мне очень хорошо, будто это мои родные дети и внуки. И душа поет, нет — великое дело сознавать в себе человека, думать и знать, что тебе это доставляет удовольствие. Я любуюсь, опершись о палку, положив свои хурджины на мраморную ступеньку.

И не устаю я, почтенные, удивляться — откуда такие девушки берутся, и с каждым годом все больше и больше их, все ярче и красивее они? Хотя, погодите, я сам попробую найти ответ. По-моему, это дети радости нашей, весны и счастливых надежд, дети нашей совести и чести, дети труда отцов и матерей.

И это рассказывал я вам, почтенные, чтобы вы не спрашивали меня на каждом перекрестке, почему я так зачастил ездить в город. Я радуюсь жизни, я — Человек.

Вот какой наш Кужак, кривой, хромой, но душой прямой человек. Если бы эту исповедь он сам рассказывал, то он замучил бы вас своим «спроси». Что поделаешь — привычка, говорят, вторая натура. Один, когда говорит, тычет пальцем в грудь собеседника, другой хлопает соседа по плечу, третий тормошит за руку, будто от этого слова его становятся доходчивее. Может быть, кто его знает. Как говорят, отец рубил лес, а я ему помогал. Чем? Каждый раз, когда он опускал топор, я восклицал: «Уф!» и, поверьте, топор на несколько миллиметров глубже вгрызался в дерево. И так бывает…

Когда я выбрался из-под водопада, оделся и зашагал по тропе, вспомнил слова, сказанные Асият: будто огромная тяжесть свалилась с плеч. Легко стало, да так, что взмахни руками, как крыльями, и взлетишь. А перед глазами моими, простите меня, почтенные, и я живой человек, стоит в своей наготе прекрасная девушка… Не чурбан же я бесчувственный… И подумалось мне: прекрасное все-таки создание природы — эта женщина…

Спрошу-ка я свою жену, купалась ли она хоть раз в жизни под этим водопадом? А что я сделаю, если она скажет «нет»? Не знаю.

Тропа эта проходит мимо раскореженного молнией грушевого дерева, что неподалеку от малинника в ущелье Подозерном, затем между двумя высокими скальными столбами, издали очертания этих колоссов походят на двух влюбленных, которые смущенно застыли друг перед другом, не смея приблизиться. И эту тропу здесь издревле называют тропой любви. Странное, скажу, название для суровых блюстителей строгих нравов в горах. Выходит, и в далеком прошлом нет-нет и давало о себе знать такое чувство, как любовь. Легенда гласит, что это на самом деле были двое молодых влюбленных, жестокие люди настигли их на месте встречи, и от страха они окаменели. Кто его знает, может быть, так и было, — всякое случается в легендах и преданиях. И я, когда выбрался из ущелья, оказался почему-то на этой тропе…

Итак, почтенные мои, кое-что обо мне вы уже знаете и потому я с удовольствием готов вернуться к тому, с чего мы и начали молоть наше зерно. Я, кажется, поклялся куском хлеба, что не люблю подслушивать чужой разговор, но не все зависит от нас самих. Они сидели на камнях у тропы, проходящей через опушку леса, на открытом месте. Я хотел выбраться на тропу, но, заметив их, юркнул в малинник и притаился. Ведь в наших горах все еще редко можно увидеть парня и девушку в уединении. Я не хотел своим появлением тревожить их. По себе знаю, как это бывает некстати для молодых. Быть может, первый раз в своей жизни им удалось встретиться на тропе любви. Они и так, бедняги, все время настороженно оглядывались и долго, ничего не говоря, глядели друг на друга.

— Рамсуррив (устала)? — спросил он.

— Агенра (нет). — В просвете зарослей я видел опущенную голову девушки. Это была она, Асият, которую мы уже видели под водопадом, первая ученица десятого класса. Они говорили на родном языке о чем-то отвлеченном, и видно было, как им трудно начать разговор о своем, сокровенном… И вот постепенно они перешли на русский язык.

— Как ты здесь оказался? Ты, по-моему, не ходил раньше по этой тропе? — вдруг замечает девушка.

— Ты права, я совсем недавно избрал эту тропу.

— И что тебя заставило это сделать?

— Что? Понимаешь, я нашел на ней следы одной девушки.

— И красивая она?

— Красиво не то, что красиво, а то, что по душе.

— Интересно. А не будет вам обоим тесно на такой узкой тропе? — глядит исподлобья на него Асият.

— Я готов нести ее на руках.

— Ой, что ты говоришь, и тебе не стыдно… — зарделась и встрепенулась девушка, как будто парень собрался сейчас же подхватить ее на руки.