Алексей Толстой - Собрание сочинений в десяти томах. Том 10

В ноябре Франко стоял у Толедских ворот Мадрида, и, казалось, ему бы только сесть в машину и под развернутым знаменем (на красном поле — знак раскрытых наручников и стрелы Перуна) пронестись по столице. Все же он не решился. А наутро уже было поздно. Сегодня Мадрид сам перешел в нападение. Наступление революционных армий должно и будет развиваться. Время играет на революцию. В эти дни под Мадридом идет самое ожесточенное и самое крупное — по сосредоточенным силам — сражение за все время войны.

Когда подъезжаешь с востока по проселочной дороге, Мадрид внезапно поднимается из-за пшеничных полей. Встают острые шпили колоколен и крыш, вдали — огромная башня расположенного в центре Мадрида здания телефона и телеграфа. Почти ежедневно по «Телефонике» бьют из дальнобойных орудий. Но не было часа, когда бы там прекратилась работа. С «Телефоники» можно говорить со всем миром.

Огромный Мадрид раскинут на той же волнистой равнине, на западе окаймленной мелководной — в каменном русле — речкой Мансанарес. За ней — предместье Карабанчель, где идет война в домах с подкопами и взрывами, выше — холмы, — это все линия фронта. Лишь в одном месте — на севере — фашисты перешли Мансанарес и выхватили у Мадрида часть Университетского городка.

Над Мадридом — горячая мгла. Солнце уже низко, за Мансанарес, за холмами, и весь город против солнца кажется черным. Дорога идет мимо длинной высокой стены кладбища. Здесь хоронят защитников Мадрида. Дальше — налево — голое поле, овраг и за ним сразу высокие срезы улиц. Направо — кирпичные аркады цирка для боя быков, — это огромное здание, как и все испанские цирки, построено в форме античного Колизея.

За цирком — бульвар. Толпы народа. Маленькие, яично-желтые, шустро позванивающие трамваи. Аллеи пальм. Аллеи свежих акаций. Улицы чисто выметены. У подножия триумфальной арки садовник поливает зелень и цветы. Город все выше, роскошнее. Народу все больше. Женщины — в белом, в черном, много изящно одетых, но все с непокрытыми головами. Шагом двигаются двухколесные телеги, запряженные мулами.

Открытые магазины, кафе. Бегают мальчики-газетчики. Проносятся автомобили. Почти не видно военных. И только оттого, что вы видите на площади памятник, закрытый футляром из кирпича, цемента и мешков с песком, или у зеркальных окон банка — стену из мешков, или улицу преграждает баррикада, тщательно сложенная из камней и цемента, с башенками и пулеметными гнездами, — вы понимаете, что фронт — близко, фронт — в двух километрах.

Сквозь шум города долетают тяжелые вздохи. Прохожий поднял голову и глядит в темно-синее, вечереющее небо. Там плывут бомбовозы, и, когда они склоняются к закату, до вас снова доносятся тяжелые удары бомбардировки фашистских позиций за рекой.

Мы оставляем машину на площади в рабочем квартале. Шестой час. (Все уличные часы на площадях Мадрида в полном порядке.) Утомленные знойным днем люди возвращаются домой на трамваях и метро. Заходят в кафе утолить жажду, садятся на тротуаре в дверях домов. Повсюду — дети, возятся, бегают, играют на высокой баррикаде, защищающей от обстрела боковую улицу. Маленькие спят в колясочках или на руках у отцов. Здесь любят детей.

Идем мимо новых многоэтажных домов. Кое-где на тротуаре, на мостовой — воронки от снарядов. Тихо, мирно. Почтенная дама с непокрытой головой вывела гулять собачку. Усатый старичок идет по бульвару, читая газету. Девушка и юноша смеются под акацией. Выходим на площадь, — она покинута, так как все дома — под прямым обстрелом.

Сопровождающий нас капитан армии, испанский поэт, указывает на голый глинистый бугор, открывающийся слева:

— Здесь начинается Университетский городок. За бугром — здание госпиталя, половина его занята нами, половина фашистами. А вот это — мой дом…

Он указывает на верхний этаж, где зияет пробоина. Капитан предлагает нашей группе — в десять человек — идти по двое. Проходим мимо покинутых, разрушенных, сгоревших коттеджей. Их разбитые крыши, остовы стен, обломки колонн видны среди пышной зелени. Это богатый буржуазный пригород, между рабочим кварталом и Университетским городком. Мы пробираемся вдоль стены и спускаемся в траншею.

Бойцы — в убежищах. Кто читает газету, кто дремлет, кто играет в шашки, сделанные из изразцовых кусочков. Редко — выстрелы. В траншеях в этот час — будни.

Траншея подводит нас к главному зданию — Институту медицины. Это огромная кирпичная красивая постройка в виде буквы П. Несколько сот огромных окон сплошь выбито. Нас приветствуют по пояс голые республиканские солдаты. О том, что международный конгресс писателей приехал в Мадрид, известно всем. Писатели вернутся домой и расскажут о героической борьбе испанского народа, о чудовищных злодеяниях фашизма.

Командир — тоже в одних штанах, загорелый до кофейного цвета, веселый, с огромным револьвером на бедре — ведет нас вовнутрь факультета. Вот вестибюль с черными стеклянными колоннами. Мраморные лестницы, под ногами хрустят осколки стекол. Вот на стене суриком намалевана советская звезда и приветствие Союзу. Вот огромными буквами — приветствие Сталину. Вот стена, как решето, пронизанная пулями. Вот дубовый, замусоренный штукатуркой, лекционный амфитеатр. Вот пролет от самого фундамента, вынесенный аэропланной бомбой, но рядом — даже не треснувшие стенные зеркала. Вот полутемное помещение со спящими на койках бойцами. Вот большая зала, где все окна забраны мешками с песком.

Сквозь амбразуры в мешках нам показывают Университетский городок. Это ряд огромных кирпичных построек, далеко одна от другой отстоящих на покрытом высохшим бурьяном поле. Война застала городок еще не законченным. Жестокие следы разрушения видны в Литературном факультете: кирпичные стены его пробиты, и крыша осела во многих местах. Недавно отсюда были выбиты фашисты, и сейчас они сосредоточиваются только по одну сторону Медицинского факультета, в полукилометре от него, на холме.

В амбразуры нам показывают — метрах в пятидесяти от окон — едва заметный среди бурьяна гребень: траншею фашистов. В другую амбразуру видно исщербленное снарядами кирпичное крыло госпиталя, занятое фашистами. Там также все окна нижнего этажа забраны мешками. В третью амбразуру видим асфальтовую дорогу, на ней, неестественно вытянувшись, лежит человек.

Вот и все: бурое волнистое поле, покрытое бурьяном, и огромные кирпичные корпуса. Редко — выстрел, да пуля шлепается в мешок с песком. Но это место — страшное, когда с обеих сторон начинается огонь пулеметов, орудий, минометов, когда над крышами заревут бомбовозы.

Уважаемые товарищи!

Русский фольклор неизмеримо богаче, чем фольклор немецкий, французский и других народов. Кроме того, русский фольклор — живая стихия: в наши дни создаются замечательные сказки и даже былины уже на советской тематике. Но до сих пор у нас нет проработанного, классического текста былин, сказок и песен от древнейших времен до наших дней. Необходимость такого текста ясна без слов: знакомство детей с родным фольклором и, кроме того, обогащение детей всеми сокровищами народного языка.