Виктор Ильин - Повести

Тежиков поблагодарил, обошел каюты, успев на ходу «остограммиться» у буфетчицы, и возвратился, покуривая.

В красном уголке уже сидели человек шесть матросов и третий штурман Немцев, которому капитан поручил присутствовать от имени комсостава. Тежикову велели сесть в передний угол, рядом с инструктором. Инструктор встал и объявил встречу с ветераном открытой. Тежиков поднялся, подмигнул Сереге Досову, пялившему на него глаза, откашлялся, пригладил волосы.

— Значит, так. — Он умолк и спросил инструктора: — Можно начинать? — Инструктор кивнул. — Ну, тогда ладно. Пришел я на «Азалию», это буксир был у Бугрова такой. Скачиваю раз водой обносы, слышу, зовут. Обернулся — капитан. «Эй, молодец, подь сюда!» Подхожу. Веселый капитан-то, на газах, значит, по-нашему. «Лапы у носового якоря наточил?» — «Нет», — отвечаю. «Ты что же, судачья башка?» Поманил масленщика, командует: «Принесь живо подпилок!»

Подминают колеса текучие камские версты, подрагивает палуба в красном уголке «Гряды», позвякивает крышка кувшина на столе, кивает инструктор в лад словам Тежикова, смотрит на притихших молодых матросов повлажневшими от взволнованности глазами.

— Да-а… Принесли подпилок, полез я на якорь, а он над водой. Страшно сделалось. А куда денешься? Обхватил ногами, приладился и айда лапу натачивать. И про боязнь забыл. Оглянулся, матросы на носу стоят, ржут. Понял: надо мной. Обозлился, чуть в воду не упал.

— Вот, товарищи, как измывались над матросами в прежнее время, — пояснил инструктор и обвел всех блестящими темными глазами. — Все это кануло в безвозвратное прошлое. Теперь все по-иному. Не правда ли?

Молодые матросы закивали. Теперь у них так, действительно, не делают. Вон когда пришел Серега Досов, его заставили кнехты осаживать кувалдой: дескать, оттого, что на них наматывают трос при швартовке, кнехты вытянулись. Минут десять буздал парень кувалдой по стальным тумбам, пока не прибежал боцман и не пристыдил насмешников. А вот лапы у якоря, нет, не заставляют точить.

В красном уголке стало весело.

— Продолжайте, товарищ! — попросил инструктор ухмылявшегося Тежикова, который, кстати говоря, и подучил молодых матросов «покупке» новичка.

Тежиков деликатно откашлялся в кулак.

— Больше я, конечно, лапы не точил. Зато донял меня капитан самоваром. До десятка разов в день заставлял, чтобы ставил, вот как! То перекипятил, то не свистит, то вода нефтью пахнет… Вот до чего измывался! Поверите — нет, я и сейчас не могу на самовар спокойно глядеть, душу воротит.

— Чай не водка, много не выпьешь! — подал кто-то реплику, и все засмеялись. Инструктор призвал к порядку, постучав по кувшину карандашом.

— А так чего же? — Тежиков нахмурился. — Жили ничего. Бывало, прибежишь в Астрахань, куль воблы купишь, тогда все больше кулями продавали, балыка осетрового, икорки черной, а где-нибудь возле Нижнего продашь. Ну, как говорится, сыт, пьян и никому не должен! Вот раз, я помню, очень большой калым…

— Минуточку, минуточку, — спохватился представитель бассейнового комитета, — давайте ближе к теме нашей встречи. — Он развернул газету, попросил Тежикова присесть и стал читать вслух.

Тежиков не вытерпел, взмолился, чтобы его отпустили на вахту. Инструктор пожал Тежикову руку и сказал, что желает ему доброго здоровья, успехов и счастья в личной жизни. И еще, что он непременно напишет об этой встрече в бассейновую газету.

Вскоре инструктор отпустил и остальных матросов. Явно ожидая похвалы, он спросил штурмана Немцева, просидевшего всю встречу с весьма хмурым и недовольным видом, как находит Немцев нынешнее мероприятие. Штурман помолчал, закурил сигарету.

— Если по совести, для формы все это.

— То есть? — изумился инструктор. — Несерьезное заявление, товарищ Немцев! Вот уж не ожидал от вас, — с обидой сказал он и зашагал по красному уголку. — Недооценка важности воспитательной работы, это знаете…

— Не на Тежикове надо воспитывать.

— Нет, позвольте! — Инструктор предостерегающе вскинул руку. — Он рядовой матрос. Такси же, как эти простые парни. Им он ближе, чем парторг. Михалев все-таки руководитель, боцман. Матросы привыкли видеть в нем человека, который по обязанности воспитывает их. А это, заметьте, снижает действенность мероприятия. Надо же диалектически рассуждать.

— Не вижу никакой диалектики. — Штурман поднялся из-за стола, надел фуражку. — И нечего подводить теоретическую базу под всякую ахинею. За Михалева любой матрос в воду кинется. Хотите знать, почему?

— Ну-ну? — Инструктор встал и подошел к окну, куда поманил его штурман. Инструктор увидел на носу «Гряды» боцмана. Михалев обматывал стальной трос пеньковой прядью.

— Клетнюет, — пояснил Немцев, — пенькой обматывает, чтобы руку матрос не поранил, когда швартовые подавать будет. Видите, как старается? А вот если капитан увидит, нагоняй будет боцману.

— За что? — недоверчиво спросил инструктор. — Это же борьба с травматизмом на производстве!

— Верно, — согласился штурман, — как парторг он за это отвечает. А как боцман он отвечает за то, чтобы каждый матрос делал свое дело. Пока мы тут заседали, боцман сделал то, что положено делать молодым матросам. Для них это практика, а он их ее лишил. Вот и может ему попасть за это.

— Зачем же он? — Инструктор нахмурился. — Пусть бы после встречи матросы сделали эту работу.

Штурман взглянул на часы.

— Некогда уже. Скоро пристань. Вы ведь здесь, кажется, пересаживаться хотели?

— Непременно. — Инструктор заторопился и надел ослепительно белую фуражку. Испытующе поглядывая на Немцева, он несколько сконфуженным тоном произнес: — Знаете, мне до баскомфлота с рекой иметь дело не приходилось, а тут столько нового, специфичного.

— Кстати, — Немцев, пряча улыбку, посоветовал: — Если окончательно хотите убедиться, посмотрите, чем занимается Тежиков. Наверняка спит.

— Откуда вы знаете?

— Знаю. Он в моей вахте, а нам заступать еще через два часа. Он вас обманул, когда давеча отпрашивался.

— А что же вы не пресекли? — обиженно сказал инструктор и направился к выходу из красного уголка.

Немцев вышел следом за инструктором. Толпа пассажиров разделила их. Немцев не стал пробираться к инструктору, а просто издали помахал ему. Он нарочно не подошел к пролету: возле пристани стоял «Севастополь»…

Пока шли первые рейсы «Гряды», пока Немцев знакомился с людьми, короче говоря, вырабатывал тот ритм, который есть в каждой работе и который позволяет выполнять ее с наименьшими затратами сил, ему было недосуг заниматься сравнениями «Гряды» и «Севастополя». Но когда прошло около двух месяцев и ритм выработался, Немцев снова почувствовал прилив обиды за то, что очутился на «Гряде».