Владимир Успенский - Неизвестные солдаты, кн.1, 2

– Ясно, – сказал Захаров и чуть заметно подмигнул. Юрий понял: все у «его правильно, просто майор не хочет вслух высказывать свое одобрение, оберегая авторитет Горицвета.

В этот день основные работы на рубеже были закончены. Бесстужев выставил на дороге боевое охранение – взвод старшего сержанта Айрапетяна. Решил, наконец, отдохнуть, отоспаться как следует. Сходил к реке, постирал портянки. Оттуда вернулся босой, неся в руках сапоги.

Командный пункт его батальона помещался в полуразвалившейся лесной сторожке. Красноармейцы-связисты натащили сюда свежей травы, достали где-то несколько одеял. Бесстужев поужинал хлебом с молоком и только примерился лечь, как дневальный крикнул;

– Товарищ лейтенант, вас спрашивают. – Кто там? Пропусти, – неохотно сказал Бесстужев.

– Разрешите? – услышал он знакомый голос.

Глянул и обомлел: в двери, касаясь головой притолоки, стоял Виктор Дьяконский, всматривался, улыбаясь, в темноту избушки.

– Витя? Дорогой! Неужели ты? – прыгнул к нему Бесстужев. – Живой? Чертушка, я же тебя каждый день вспоминаю! – кричал он, тиская плечи Виктора.

А Дьяконский не мог говорить от волнения, не мог унять бившую его дрожь. Он давно готовился к этой встрече и нарочно сегодня затянул время, чтобы увидеться в сумерках. Не радость, а горе принес он своему другу. И как поведать ему обо всем случившемся?

– Выйдем на минутку, – сказал он некоторое время спустя. – Пойдем, Юра, – тянул он Бесстужева за рукав.

– Куда еще? Садись! Есть хочешь?

– Потом. Сначала с делом покончим.

Они прошли на поляну, где двумя шеренгами стояли красноармейцы, все в новом обмундировании, хорошо вооруженные. У многих, кроме винтовок и ручных пулеметов, были еще немецкие автоматы.

– Смирно! – скомандовал Дьяконский. – Равнение на середину… Товарищ лейтенант, отряд в количестве пятидесяти трех человек прибыл в ваше распоряжение!

– Вольно, вольно! – махнул рукой Бесстужев. – Разойдись! – крикнул он и повернулся к Дьяконскому. – Это что, подкрепление? Майор прислал?

– Эти люди вместе со мной вышли из окружения.

– Ты? Из окружения? – изумился Бесстужев. – Ты, значит, воевал уже?

– Еще как! – хрипло засмеялся Дьяконский. Но в смехе его не было радости. – Вот видишь, всех к себе привез, нашли вас. А командиров и сержантов в Гомеле на формировочном пункте задержали. Одни рядовые со мной.

– Кадровики?

– Да. И не подведут, можешь быть спокоен. Пороху, как говорится, понюхали. До тошноты.

– Я скажу, чтобы накормили их, разместили. Витька, чертушка, это же замечательно! – ликовал Бесстужев. – Ну, что же мы стоим? Пойдем ко мне! Эх, выпить нечего по такому случаю. Может, Патлюку позвонить?

– Давай лучше вдвоем посидим. Событий столько, будто три «года не виделись.

Они, лежа на траве, проговорили до самого рассвета. Виктор рассказал обо всем: как прорывались они из кольца, как погиб комиссар. Не сказал только о смерти Полины. Не мог, не поворачивался язык. Он даже не называл ее имени. Приходилось умалчивать, кое-как связывать концы с концами. Врать он не умел, получалось нескладно. Он злился на самого себя, говорил сухо.

Бесстужев чувствовал в Викторе какую-то скованность, угадывал в его словах что-то недосказанное. И от того, что между ними не возникло той духовной близости, которая существовала раньше, было неприятно обоим. Дьяконский понимал, почему это происходит. А Бесстужев думал, что они давно не виделись и поэтому несколько поотвыкли друг от друга.

Связист принял из штаба телефонограмму: старшему лейтенанту Бесстужеву немедленно явиться на совещание. До штаба было километров пять. Юрию подседлали лошадь. Он ехал и улыбался: связист утверждал, что не ослышался – вызывали именно старшего лейтенанта.

Все объяснилось быстро. Командиры собрались в просторной риге, расселись на старой соломе. Захаров приказал всем приготовить карты. Заговорил негромко:

– Товарищи, сегодня получен приказ о присвоении воинских званий командирам нашей части. Мы хотели торжественно отметить это событие, но обстановка такая, что не до церемоний. Оставим до лучших времен. А сейчас я только зачитаю приказ…

Поздравив командиров и пожелав им успешной службы, Захаров сказал, усмехнувшись:

– Вот так. А меня с сего числа надлежит полагать подполковником. – И, погасив усмешку, продолжал: – Теперь самое главное. Вчера вечером и сегодня ночью немцы в нескольких местах форсировали Днепр.

Командиры задвигались, шурша соломой. Покашливали, переговаривались. Захаров выждал, пока они успокоятся.

– По последним сообщениям, бои идут вокруг Могилева. Немцы обтекают город северней и южней. Не исключена возможность, что их передовые отряды достигнут Прони уже сегодня. Приказываю: подразделения привести в полную боевую готовность, все работы по формированию прекратить, необмундированных отправить в тыл – там ими займутся. Организовать от каждого батальона подвижную разведку на глубину десять-пятнадцать километров… Не забывайте держать регулярную связь со мной… Можете быть свободны… Бесстужеву остаться.

Захарова и Горицвета интересовали люди, которых привел Дьяконский, но интересовали по-разному. Захаров спросил, как Бесстужев намерен использовать их. Старший лейтенант ответил, что сформировал новую роту, добавив к прибывшим мобилизованных. Командиром роты просит назначить Дьяконского.

– Он людей из окружения вывел, ему верят.

– Доверяй, да проверяй, – сказал Горицвет.

– Что вы имеете в виду? – повернулся к нему Бесстужев.

– Не волнуйтесь, старший лейтенант, всем известно, что Дьяконский ваш друг-приятель и вы за него горой.

Бесстужев покраснел, ответил сердито:

– Я сужу о человеке по делам.

– А откуда вы его дела знаете? Он у немцев был.

– Не у немцев, а в окружении. И, к несчастью, в окружение попали слишком многие, – бросил Бесстужев.

Горицвет не заметил горькой иронии в его словах.

– Ну и что – многие. Всех поковырять надо. Чистку сделаем, профильтруем. Я вот с особым отделом свяжусь.

– Поковыряйте, поковыряйте, – сказал разозленный Бесстужев. – Ковыряйте в носу, пока палец не сломается. Только прежде, чем нос чистить, надо бы голову проветрить.

Горицвет сузившимися глазами смотрел на Бесстужева. Захаров, молчавший до сих пор, вмешался:

– Слушай, Горицвет, ведь этот парень вместе с комиссаром Коротиловым был.

– А потом?

– А потом с людьми… Ну вызови бойцов, поговори с ними, если на тебя следовательский зуд напал.

– Это мой долг.

– Вызывай, проверяй, только не сейчас. Скоро бой, ты нервы людям не взвинчивай. И вообще я тебе скажу, дорогой ты мой политрук, сейчас время такое, что людей надо новой меркой мерить. Если человек убивает врага – значит хороший. А тот, который в кусты прячется, тот негодяй, с каким бы ярлыком он ни ходил. Верно?