Владимир Успенский - Неизвестные солдаты, кн.1, 2

– Трусы! – сказал младший политрук. – Это же не вояки, а засранцы. Десять на одного, и то не могут.

– Нет, тут что-то не то, – покачал головой Дьяконский. – Они, товарищ политрук, не глупее нас с вами.

– Но трусливее.

– Нет, – повторил Виктор. – Тут что-то не то.

К нему подбежал сержант, командир взвода, сияющий, весь облепленный болотной грязью. Обнял, стиснул со страшной силой.

– Дали, а? Вот дали так дали!

– Пусти, – отбивался Дьяконский. – Задушишь, медведь мазаный! Как у тебя, все живы?

– Все! Раненых трое! Пленных ловим.

– В лес людей не пускай. Чтобы далеко не отходили. Черт с ними, с этими немцами, нам распыляться нельзя. Верни красноармейцев, – распорядился Дьяконский.

Перед началом боя Виктор не успел доложить Бесстужеву о появлении противника. Но старший лейтенант, заслышав стрельбу, сам расспросил телефониста и уже выехал к Дьяконскому. А на КП батальона прибыл подполковник Захаров. Он-то и взял трубку, узнав, что Дьяконский у телефона.

– Ну как? – спросил он. Его спокойный голос отрезвляюще подействовал на разгоряченного Виктора.

– Отбили.

– Разведка?

– Моторизованная часть. Наблюдатели насчитали до сотни машин.

В трубке было слышно, что подполковник поперхнулся. Кашлянул, потом спросил:

– Что, совсем ушли?

– Не знаю.

– Какие у них потери?

Дьяконский ждал этого вопроса. Усмехнулся, сказал, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно:

– Три танка, пять бронетранспортеров и до роты пехоты. Трофеи подсчитываем.

Подполковник долго молчал. Потом спросил неуверенно:

– Дьяконский, ты того… не ошибаешься? Сам видел?

– Считал, – ответил Виктор. – По пальцам считал. Да вот они передо мной, разговариваю с вами, а сам смотрю.

– Еду к тебе, – услышал он быстрый ответ.

Дело было нешуточным. На счету полка числилось до сих пор всего два танка, подбитых артиллеристами еще в приграничных боях. А тут сразу уничтожено столько техники и столько пехоты. Конечно, машины и пехоту полк уничтожал и раньше, но результаты боя не приходилось видеть. Получалось так: немцы наступали, полк оборонялся. Покидал рубеж и уходил на новый. Достоверно известны были только свои потери, а немецкие определяли на глазок, примерно. Наверху таким донесениям не больно-то верили.

К месту боя понаехало столько начальства, что красноармейцы начали пошучивать: вот бы с утра такое подкрепление. Старшина Черновод пригнал повозку. Собирал трофейное оружие, сливал в бочку горючее из баков. Из бронетранспортеров достали двенадцать минометов. Подполковник Захаров и капитан Патлюк осматривали подбитые машины, расспрашивали артиллеристов, какие места наиболее уязвимы для снарядов.

Старший политрук Горицвет и прибывший с ним инструктор политотдела армии на месте составили донесение, не отпуская от себя Дьяконского и сержанта-сапера. Виктор знал, что Горицвет недолюбливает его, всегда чувствовал во взгляде старшего политрука подозрительность. А сейчас Горицвет расхваливал Дьяконского, упомянув даже про службу в мирное время и про выход из окружения. Хвалил он и Захарова, и Бесстужева, и весь свой полк.

– Хороших людей вы воспитали, – сказал инструктор. – Сегодня же доложу члену Военного Совета. Вас, Дьяконский, поздравляю от всей души. Спасибо вам. И вам, товарищ сержант, – пожал он руку саперу. – И артиллеристам. Славно поработали, славно, – радовался инструктор. – Я вот корреспондента на вас натравлю. Из центральной газеты. Сегодня же натравлю.

Инструктор был веселый, увлекающийся человек. Он облазил все подбитые машины, сам доставал у убитых немцев документы. Особенно интересовался письмами и дневниками. С ним было хорошо: улыбающийся, шумный, он привез с собой праздничную приподнятость. Так думал Виктор. А на самом деле приподнятое настроение охватило инструктора именно здесь, на поле боя, на которое он попал впервые. И все люди, которые окружали его тут, казались ему смелыми и замечательными.

Подполковника Захарова инструктор попросил скорее решить вопрос о наградных: через два часа он едет в штаб армии и заберет наградные листы с собой, так будет надежней.

– Сейчас, – ответил Захаров. – С Бесстужевым посоветуюсь. А Дьяконского я хочу сразу к двум наградам представить. За вывод бойцов из окружения и за сегодняшнее.

– Это ваше право, – согласился инструктор. – Раз человек заслуживает, значит, надо.

Капитан Патлюк, стоявший неподалеку вместе с Горицветом, сказал негромко:

– Ну, отличились, значит… И вас с Захаровым не обойдут, это уж точно.

– Как наверху посмотрят, – пожал плечами Горицвет.

– Там посмотрят, – вздохнул Патлюк. – Только чьими глазами? Которым ты смотреть помогал.

– Оставь, – сказал Горицвет. – Что я за себя болел, что ли?

– За обчество, – иронически ответил ему капитан.

Бесстужев в это время вместе с младшим политруком – артиллеристом, знавшим немецкий язык, допрашивал пленных. Его интересовал один вопрос: из какой они части. И когда узнал, что из 24-го танкового корпуса, побледнел так, что младший политрук испугался. Наклонился к нему:

– Слушайте, что с вами? – и, уловив запах водочного перегара, посоветовал: – Похмелиться надо. У моих ребят коньяк есть трофейный.

– Нет, – хрипло ответил Бесстужев. – Спроси эту сволочь, – указал он на пленного танкиста, – по каким дорогам они до Днепра наступали.

Политрук перевел ответ:

– Через Брест, Березу и Слуцк.

– Спроси, был ли он на станции Столбцы или в городе Мир.

– Не был. Он из моторизованной дивизии, а на Столбцы действовала 4-я танковая дивизия…

– Это точно?

Политрук поговорил с немцем и сказал, что да, точно. В 4-й дивизии служит друг пленного, и он служил в ней раньше, вместе с сыном самого Гудериана.

– Четвертая, значит? – Брови Бесстужева часто ездили вверх и вниз. – Ладно, запомним.

Пнув ногой валявшийся на земле немецкий противогаз в круглой гофрированной коробке, пошел, сутулясь, на пригорок. Младший политрук догнал его, спросил озабоченно:

– Чем кормить пленных будем? Из батальонной кухни придется.

– Не дам.

– Я понимаю, на них не рассчитывали, но время обеденное. Кормить чем-то надо.

– Землей.

– Как? – не понял политрук.

– Землей, – повторил Бесстужев. – Они зачем к нам пришли? За землей? Ну и набей им в глотку, чтобы подохли!

– Ты не психуй, комбат.

– А ты отстань от меня. А то я их накормлю разом. Построю да шарахну из ихнего автомата ихними пулями.

Дьяконский не верил, что немцы ушли совсем. Появятся не сегодня, так завтра. Он пуще всего боялся авиации. Налетят десятка два самолетов, засыплют бомбами, побьют людей. А потом по этому месту свободно проедут танки. По приказанию Виктора красноармейцы весь день рыли глубокие щели. Но, оказалось, рыли напрасно.