Федор Абрамов - Братья и сестры. Книга 3. Пути-перепутья. Книга 4. Дом

Да, усмехнулся Егорша, хорошо, что он все это увидел в голой натуре. А то ведь он размяк, разнежился на домашних пуховиках – о чем стал подумывать в последние дни? А о том, чтобы пополнить собой колхозные кадры, тут, в Пекашине, на постоянный причал встать…

Егоршу обнаружил Тузик.

Тузик плелся сзади жатки, без всякой радости, просто так, по собачьей обязанности путался в ржаных валках. А тут увидел незнакомого человека, загремел на все поле, а потом еще того чище – на него бросился.

Вот тогда-то Мишка и соизволил поднять свои карие.

Сели на солнышке, на скос старой, давно высохшей канавы, густо заросшей брусничником.

Таких канав великое множество в пекашинских навинах – точь-в-точь как старые, отслужившие свое окопы, в которых веками, из поколения в поколение, велись сражения с лесом да с болотом. Иной мужик вроде его деда треть жизни своей выстоял в этих самых канавах-окопах. Вот каким трудом добыта каждая пядь пахотной земли на Севере! А теперь что?

Мишка все же уважил гостя: сам сел на ягодник, а ему, Егорше, бросил ватник.

– Что-то не вижу у тебя бабсилы, – сказал Егорша, окидывая своим цепким глазом ржаное, наполовину выжатое поле.

Мишка, конечно, не понял с первого слова, что такое бабсила, – пришлось растолковывать, на какой тяге едет ихний колхоз.

– В лес женки укатили, – буркнул Михаил. – Вишь, какое тепло стоит. Хотят последние грибы взять…

– Ясно, – подвел политическую подкладку Егорша, – частный сектор наступает на пятки общественному.

Мишка – всегдашняя опора и любимец пекашинских баб – завелся сразу:

– Частный сектор, частный сектор!.. А этот частный сектор должен чего-нибудь жрать, нет? В прошлом году по триста грамм на трудодень отвалили, а в этом году сколько?

Егорша скорехонько вытащил из брюк белоголовку, две луковицы с зелеными перьями, потому что Мишкины разговоры по этой части он знает с сорок второго года, и, ежели его вовремя не остановить, будет кипеть и яриться часами.

– Стакана у Ульки-продавщицы не привелось, а домой не заходил, – сказал Егорша, – так что придется вспоминать счастливое детство…

Однако тут не сплошал уже Мишка: быстро выхватил из ножен свой клинок, срезал с молодой березы ленту тонкой бересты с золотистой изнанкой, загнул два угольника – чем не посуда?

– Ну, рассказывай, как у тебя на петушином фронте, – сказал Егорша, когда выпили.

– На петушином? – удивился Мишка (совсем мозга не работает!). – Это еще что?

– А это такой фронт, на который все с полным удовольствием… Без погоняла… Солдатик один у нас в отпуск ездил. Домой к себе, в колхоз. Ну, съездил как положено. Без чепе. В срок явился, доложил. А через девять месяцев семь заявлений: просим с такого-то Сидорова-Петрова взыскать алименты. Ну, насчет алиментов – сам знаешь: какие с солдата капиталы? Главное, политико-воспитательная работа минус. Майор, замкомандира по политчасти, вызывает Сидорова-Петрова: что ты наделал, такой-разэдакий? «Виноват, товарищ майор, а только никак иначе нельзя было». – «Почему?» – «А потому, что когда кур полный курятник, а петух один – что петуху делать?»

– Да, – рассмеялся Михаил, – а ведь действительно петушиный фронт.

– Вот я и спрашиваю, как у тебя дела на петушином фронте. Перешагнул за поцелуйные отношения с Раечкой?

– Раечка – девка.

– Все когда-то были девками.

Мишка махнул рукой – всегда на этом месте буксует. Подумаешь, секреты государственные у него выспрашивают! Пробурчал:

– У нас чего – известно. Ты лучше про городских. Как они?

– Да все так же. Существенных расхождений не наблюдается. Ни в рельефе местности, ни в натуре. Первым делом хомут на тебя стараются надеть. – Егорша помолчал немного и блаженно улыбнулся. – У меня хохлушечка одна была, пухленькая такая курвочка, черные очи… Ну, умаялся. Я так, я эдак – из себя выхожу. Всё мимо, всё за молоком. А ей, видишь, по-хорошему хочется. Чтобы на семейную колею, значит… Ладно, хрен с тобой – получай обещание – поженимся. Ну и понятно, первый угар прошел – она счет: женись. Э-э, нет, говорю, коханочка (это у них навроде нашей дролечки), ежели ты, говорю, хотела, чтобы я женился на тебе, надо было подол покрепче в зубах держать. «А как же, говорит, честное слово ты давал?» Ну, говорю, ты еще с быка, когда он корову увидел, честное слово возьми. Солдат, говорю, одной присяге верен, понятно тебе, а всякие там слова и обещания для него не в счет…

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Житник – домашний хлеб из ячменной муки с примесью ржаной.

Речь идет о статье Сталина «Марксизм и вопросы языкознания».

Нижноконы – жители нижнего конца деревни.

Охлупень – у старинных домов массивное бревно на крыше, которым пригнетаются концы тесниц обоих скатов.

К сену – на сенокос.

Пороща-ровесники.

«Кавалер Золотой Звезды» – роман С. Бабаевского.

Пятилинейка – керосиновая лампа.

Порато – сильно.

Имеется в виду сдача хлеба государству.

Весь абзац был сокращен и изменен по требованию цензуры.

Вага – рычаг, тяжелый шест.

Два последующих абзаца были сокращены по требованию цензуры, заменены короткой информацией.

Лешье мясо – грибы.

Никонианы – сторонники новой веры, обновленного православия, введенного патриархом Никоном.

Заворы – проезды в изгороди.

Два абзаца были сокращенны по требованию цензуры.

Росстань – дорога, тропа.

Обабки – грибы для сушки.

В покати – на склоне.

Весь последующий разговор Подрезова и Лукашина был значительно сокращен по требованию цензуры.

Последующих два абзаца были сняты цензурой.

Красные – местное название брусники.

Рада – болотистое место, поросшее мхом.

Кокора – корневище вывороченного ветром дерева.