Константин Коничев - Из моей копилки

– Обвиняемый Рыжиков, как, по-вашему, топоришком будем сбивать замки или же ключики найдем?..

И тогда не своим, придавленным голосом ювелир сказал:

– Мне безразлично. Одно скажу, как говорил мой прежний хозяин, у которого я пятнадцать лет учился ювелирному искусству: «Разбивши ночной горшок, о содержимом не плачут». А впрочем, копните лопатой еще немножко с правого угла, где стоял в углублении сундук. Там должны быть завернуты в клеенку три ключа…

Сундук был вскрыт на месте среди моих жалких раскиданных дров.

И что в нем было спрятано – не поддавалось описанию. В переполненном сундуке находились исключительно изделия из серебра и ничего из золота. Тут были столовые сервизы, портсигары, часы карманные в бесчисленном множестве, кое-что из церковной утвари, цельные и ломаные кадила и кресты, оклады с икон и Евангелий и еще невесть что…

– Заприте, – сказал старший штатский другому, видимо, своему подчиненному, – перепишем все в комендантской в присутствии Рыжикова с наименованием всех предметов и что и от кого было приобретено. – Затем этот товарищ сбегал через дом в городское почтовое отделение, позвонил куда следует.

Кто-то еще вдвоем приехал к нам во двор на битюге, запряженном в гремучие дроги. И сундук, и его бывший владелец, и сопровождавшие лица – все разместились на дрогах.

Больше я их не видел.

Зарывать яму и укладывать разбросанные дрова пришлось мне самому.

НА ТРЕТИЙ день рождества в девятьсот тринадцатом году я с приятелем Сашкой пошел христославить, намереваясь за пение тропаря с кондаком собрать с деревенских жителей кусочки пирогов; и не худо бы наполнить копеечками коробку из-под спичек…

День зимний, короткий. Наше намерение не сбылось потому, что под вечер мы приметили свежие волчьи следы, пересекающие проселочную дорогу. Испугались, повернули обратно и заночевали в избе у матерого мужика по прозвищу Печеник.

В эти дни в семье Печеника родился необыкновенный по росту, весу и по грубоватому голосу младенец, коего окрестили, за неимением купели, в обыкновенном корыте при свечах и нарекли Антоном.

Мы, незадачливые христославы, отогревались на полатях, видели, как приходили к супругам Печеникам соседи, и слышали возгласы похвалы:

– Всей деревней ждали: вот-вот хозяйка двойню родит. Такой большущий живот был, а она ухитрилась весь матерьял в одного ребенка уложить. Ну и дитя природы! Таких давно не видано…

– Нечего дивиться, – ворчал отец младенца, – в нашем роду все такого укладу были: и я, и мой отец, и дед, а прадед, говорят, такой был силач – возьмет быка за рога и на колени поставит.

– Хорош ребенок, хорош. В прошлом годе умер от разрыва сердца Никольский богатырь Ваня Леший. Твой Антошка подрастет – заменит того силача-борца.

– Дай бог!..

– Ты бы, батько, на безмене прикинул, сколько Антошка потянет на девятом дне от рождения?

Печеник снял со стены медный безмен. Раскинул ремешки и аккуратно положил спеленутого ребенка.

– Не урони Антошку! Не ушиби безменом! – прикрикнула мать, отдыхавшая на скрипучей соломенной постели за заборкой.

– Чуточку до полпуда не тянет! – объявил счастливый отец. – Хороший вес – богатырский…

Шло время. Быстрые, непохожие один на другой, годы. Антошка рос-вырастал, но богатырем не стал. С ребятами гулял, в школу ходил, учился не хорошо – не плохо. Не дрался, никого не обижал, силы своей ни на ком не испытывал, а если его кто хотел задеть и обидеть, он уступчиво отворачивался и уходил от греха подальше. Но когда он повзрослел, до моих ушей дошли разговоры о трех случаях вынужденного рукоприкладства со стороны мирного Антошки.

Случай первый. Однажды ему, пятнадцатилетнему, отец к празднику Николы вешнего сшил новые сапоги. Пошел Антошка босиком на гулянку, а сапоги связал за ушки и бережно нес, перекинув через плечо. Навстречу попал вороватый рослый зимогор. Схватил с Антошкина плеча сапоги и бросился бежать. Антошка догнал его. Ухватил за волосы и говорит:

– Попался, мазурик! Клади сапоги, где взял! Иначе я тебе нос со щеками сравняю или дам по башке – во всю спину щель будет.

– Ох ты какой! А этого не хошь? – погрозил кулаком зимогор.

Антошка вырвал у него сапоги и ладонью хватил вора по щеке и по уху. Тот не устоял на ногах и стал плевать кровью.

– Иди, жалуйся!.. Да знай на кого: я Антошка Печеник из Беркаева… Мог бы тебя еще сапогами отхлестать, да новых сапогов жалко.

Второй случай. Антошка Печеник поступил на завод. Работает. Доски таскает, в стопы укладывает. Кормиться в столовке стеснительно. Всегда заказывает два обеда и не хватает. Подвыпивший парень-задира на виду у публики захотел поиздеваться над Антошкой. Дескать, посмотрите люди, каков я! Этого великана не боюсь.

Антошка подносит ложку щей ко рту, задира его подталкивает. Щи разливаются на пиджак Антошки, и так до трех раз. Публика в столовой посмеивается, другие осуждают нехороший поступок пьянчужки. Тот намеревается и четвертый раз толкнуть. Но тут Печеник не вытерпел. Встал, ухватил одной рукой обидчика за шею, другой – за гашник штанов, скрючил его и с места от стола швырнул в закрытые двери. Двери были наполовину фанерные, наполовину стеклянные и открывались насупротив, так что пьяный забияка вылетел сквозь двери в коридор. Взволнованный Антошка сел за стол доедать вторую порцию обеда.

– Вот это да! Как в цирке! – восхитился кто-то из присутствовавших.

Дело завершилось внушением и вычетом из Антошкиной зарплаты за поломанные двери.

Терзаемый угрызениями совести, Антошка переехал с завода в наш город, поступил на службу в пожарную охрану и по совместительству стал еще инструктором физкультуры в летнем саду, на спортивной площадке.

Но вот и третий недобрый случай с Антошкой. В нашем городе испокон молодежь задиристая, драчливая. Шли шестеро пьяненьких ребят. Навстречу им пожарник Антошка возвращается с физкультурных занятий. В руках веревочная лестница с крашеными дощечками ступенек. Шестеро налетают на него, хотят побить ни за что, ни про что, просто так, дабы потом за кружкой пива похвалиться:

– А помните, как мы Антошку-великана искромсали…

Двое из них, прискочив, ударили Антона по голове, двое толкнули в бока. Дальше все получилось не по расписанию. Антон Печеник начал наносить ответные удары веревочной лестницей, ступеньками по головам напавших. Измолотил основательно, кого в кровь, кого в синяки. Милицейский свисток вызвал сражавшихся к перемирию.

Всех доставили в милицию.

Медсестра заливала йодом и перевязывала драчунов.

Антошку Печеника допрашивал лейтенант:

– Расскажите, с чего началось…

Стал Антон рассказывать, нервничая, заплакал.