Илья Эренбург - Трест Д.Е. История гибели Европы

В одном из танков, раздетые догола вследствие нестерпимой жары, стояли два друга — лейтенант Виктор Брандево, племянник премьера, и младший лейтенант Жан Бланкафар. Танк быстро полз, раздавливая рощицы, пробивая стены старых церквушек, переползая через овраги.

— Жарко, — сказал Виктор Брандево. — Ужасно жарко! Чем не Ницца? А эти голые люди мне напоминают морские купанья. Гляди, мы сейчас пробили большой дом Вот из дыры торчит детская кроватка и чей-то сапог. Это уж предместья Берлина.

Жан Бланкафар был в хорошем настроении, но сапог и детская кровать его мало интересовали. Он рассматривал мобилизацию и уничтожение Берлина как отдохновенную прогулку после ежедневных пререканий с ревнивой Люси и опостылевшей ему домашней телятины. Своими соображениями о грядущих усладах он поделился с другом:

— В Кёльне за франк давали четыре миллиона марок.

А говорят, что за десять миллионов в Берлине можно достать самую лучшую девочку. Завтра поработаем? — Но ты забыл, что через час мы уничтожим Берлин вместе со всеми его жителями, — возразил Виктор Брандево.

Прожектор ярко осветил отвесные стены домов, трубы, мосты, водокачки. 3000 танков, разделившись, образовали цепь, которая должна была снести весь город. Виктор Брандево снова заговорил:

— В окне лампа. Знаешь, Жан, мне жутко! Как будто мы долго-долго ехали, не километры прошли, а тысячелетия. Бег с высунутым языком. И вот теперь пустырь, конец, разбитая лампа. Я сейчас особенно остро чувствую время. У меня в груди не сердце, а хронометр.

Но Жан Бланкафар ничего не ответил. Заметив сто восемь мальчиков со старыми винтовками, напавших на неуязвимые чудовища, он приказал пустить в ход пулеметы и расстреливать всех выбегающих на улицы, чтобы спастись.

Уже кварталы Вестенда были обращены в развалины, а в «Прагер диле» веселый чернобровый скрипач еще играл перуанский кау-трот. Почтенный господин, выпив чашку желудевого кофе, сказал Енсу Бооту:

— Я очень расстроен происходящим. Дело в том, что через четверть часа я, по всей вероятности, погибну. Я не успел никому рассказать о своих последних работах. Три года я сидел в своем кабинете. Я ни с кем не встречался. Я даже незнал, что будет еще одна война. Я расшифровывал надписи на могиле фараона Ферункануна, открытой в тысяча девятьсот двадцать пятом году. Только сегодня мне окончательно удалось удостовериться в том, что последняя строка гласит:

«И в конце пребывает начало».

Это — последние слова фараона Ферункануна, жившего в двенадцатом веке до рождества Христова, то есть три тысячи триста лет тому назад. Но я открыл это слишком поздно. Кажется, почта уже не действует. Я сейчас погибну, и никто не узнает о том, что сказал Ферунканун, умирая.

В это время раздался страшный грохот падающих домов.

Два танка, скинув все строения Кайзералле, продвигались к Прагерпляц. Кау-трот оборвался. На пол полетели стаканы.

Часть посетителей, давя друг друга, кинулась к выходу. Другие, парализованные ужасом, продолжали чинно сидеть на мягких диванах.

Почтенный египтолог, сохраняя полное спокойствие, обратился к Енсу Бооту:

— Несмотря на ваши пренебрежительные отзывы о моей работе, я все же решаюсь обратиться к вам с просьбой. Если я погибну, а вы уцелеете, возьмите в моем бумажнике листок с точным переводом надписи на гробнице фараона Ферункануна и перешлите его моей дочери фрейлейн Эльзе Кригер в Нюрнберг, Мюнхенерштрассе, 11. Она сообщит о моем открытии иностранным ученым. Сделайте это ради блага человечества.

Енс Боот иронически усмехнулся, но все же кивком головы выразил согласие.

Дико кричала упавшая на пол женщина. Еще минута, и все завертелось в каменном вихре. Енс Боот и египтолог свалились.

Танк, победно шевеля усиками орудий, прошествовал дальше.

Но ни Енс Боот, ни его ученый собеседник, господин Кригер, не были убиты; оправившись от сотрясения, они встали.

Енс Боот тщательно стряхнул известковую пыль с пиджака и закурил сигарету. Кругом были камни и трупы. Выбрав шись из-под обломков, они увидели еще несколько обезумевших людей, прыгавших с камня на камень. Среди них был содержатель кабаре «Альказар» в юбочке, сверкавшей стеклярусом.

Взяв друг друга под руки, Енс Боот и господин Кригер пытались идти. Енс Боот твердо знал, что он не умрет, ведь «Трест Д. Е.» только приступил к работе. Глядя на золотую пыль звезд, он думал о письмах, которые должен завтра переслать в Париж.

На них надвигался один из танков.

Господин Кригер сказал Енсу Бооту:

— Неужели вы не понимаете, кому нужна надпись на могиле фараона Ферункануна? Мне, вам, этому человеку в юбке, солдатам, сидящим в танке, всем, абсолютно всем! Я вижу черный длинный коридор тысячелетий. Он позади. Вы помни те слова фараона: «Ив конце пребывает…» Господин Кригер не докончил утешительного афоризма фараона Ферункануна. Он упал, пробитый пулой, вылетевшей из узкой глотки пулемета, В танке стоял Виктор Брандево и пустыми стеклянными глазами глядел в черный длинный коридор тысячелетий.

Как явствует из предыдущего, Енсу Бооту не было никакого дела до афоризмов фараона восемнадцатой династии. Но наш герой отличался щепетильной честностью: обещанное он выполнял.

Был прекрасный летний день. По отрадным лужайкам долины Шпрее, где еще недавно берлинцы отдыхали от столичной суматохи, неслись простоволосые женщины и мужчины со взлетающими на ветру галстуками. Неслись, испуская громкие вопли, оставляя клочки платьев на колючках кустарников, приседая, падая, неслись, как несутся звери джунглей от лесного пожара. Эти несчастные были счастливцами, не раз давленными танками и не убитыми пулями.

Приблизительно восемь тысяч берлинцев спаслись от первой санкции господина Феликса Брандево.

Среди них с небольшим потертым портфелем спокойно шагал Енс Боот. Он умел держать свое слово. Ведь он не только обещал мистерам Джебсу, Хардайлю и Твайвту уничтожить Европу, но вчера на просьбу покойного господина Кригера вручить фрейлейн Эльзе листок с известными мыслями фараона ответил кивком головы.

Конечно, кивнуть головой было много легче, нежели пробраться в Нюрнберг по охваченной ужасом Германии, но Енс Боот, как солидная фирма, не останавливался ни перед какими затратами.

Дойдя к полудню до местечка Биттерфельд, он взял прислоненную к сигарной лавке мотоциклетку, к сожалению не успев переговорить с ее владельцем, и поехал по направлению к югу.

Странное зрелище представляла в те дни Германия. Французские летчики, скидывая бомбы, уже уничтожили ряд городов, как-то: Штутгарт, Дрезден, Бреславль и другие, помимо этого, повредив железнодорожные пути, они совершенно прекратили движение поездов. Уцелевшие города, отрезанные друг от друга, жили каждый своей особой жизнью, вернее, го товились к смерти каждый на свой лад.