Илья Эренбург - Трест Д.Е. История гибели Европы

После этого рассказа воцарилось редкое оживление. Друзья помолились о здоровье его величества короля и поздравили Друг друга с праздником. Лорд Чарльз Хэг предложил друзьям рождественские подарки.

— Вам, дорогой лорд, я дам хрустальный графин с моим горбом, обернутый в салфетку, он может вполне заменить дорожную флягу и будет вам полезен при ваших путешествиях в дикие страны. Вам же, дорогой сэр, я решил сделать скромное подношение, я предложу вам живого и даже весьма родо витого бульдога, которого чудом не съела чернь. Пойдемте со мной. А вы, лорд, пока отдохните.

Лорд Чарльз Хэг и сэр Эдуард Карсейль вышли из каби- нета. Густой туман поглотил их. Лорд тяжело дышал.

— Я ничего не вижу. Где же ваша собака? — спросил сэр.

— Собака дальше.

Они долго шли по темным пустым залам.

— Нам надо спуститься вниз по этой лестнице, — сказал наконец лорд.

Ступени были скользкие. Сверху капало. Где-то пропищала крыса. Они были в подвале.

— Мне страшно, лорд. Где же собака? — Видите ли, собака устала. Она лежит здесь рядом. Если вы нагнетесь, сэр, вы увидите ее.

Но сэр Эдуард Карсейль не нагибался. Тогда раздался натуральный собачий вой. Это выл лорд Чарльз Хэг, который, скушав ломтик хлеба, почувствовал неслыханный аппетит.

Сэр, уверовав в близость родовитого бульдога, нагнулся, Был слышен хруст суставов и скрип зубов…

Лорд Вильям Джерсен долго ждал друзей. Наконец он решился предпринять путешествие. Он взял желтый чад- ный фонарь и побрел разыскивать друзей. Один пустой зал походил на другой. Лорд заблудился. Он не нашел людей.

Он не мог найти и жилого кабинета. От налетевшего ветра фонарь погас. Лорд кричал, но голос тонул в густом тумане. Тогда он лег на мокрые половицы и заплакал, как младенец.

Наконец окна чуть посветлели. Это был спасительный рассвет. Лорд Вильям Джерсен встал и, дрожа, снова принялся за розыски. Вскоре он нашел дверь кабинета. Приоткрыв ее, он замер от восторга. На столе стояли миска и тарелки с родовыми гербами. Отстранив тарелку, лорд Чарльз Хэг вытирал салфеткой губы. От миски шел крепкий запах хорошего домашнего бульона.

— Ах, вот и вы, дорогой лорд! Я беспокоился о вашем здоровье. Разделите со мной мою скромную трапезу.

Лицо лорда Чарльза Хэга выражало удовлетворение ужином, светлую радость, безмятежность, покой.

— Но где же наш общий друг сэр Эдуард Карсейль, — спросил великий путешественник, подсаживаясь к столу.

— Он уехал домой вместе с бульдогом.

Лорд Вильям Джерсен взял ложку. Бледный свет декабрьского утра сочился сквозь потные стекла. Случайно лорд заглянул в миску, тихо вскрикнул и упал.

Любезный хозяин даже не потрудился снять о руки сэра Эдуарда Карсейля знаменитого кольца, изображавшего песью голову.

Двадцать восьмое декабря считалось будничным днем. Лондон жил своей обычной жизнью. Королевский конвой разгуливал в седых париках. Безработные стреляли из пулеметов.

Голодные клерки падали замертво на улицах. Чудаки держали пари, когда умрет последний англичанин: пессимисты говорили — в январе, оптимисты — в мае. — Но англичане умирали прилично, и жизнь шла своим порядком. 28 декабря состоялся ряд заседаний различных научных и просветительных обществ, среди прочих торжественное заседание «Английского географического общества» для заслушания доклада о быте туземцев, живущих в верховьях Нила.

Заседание открылось в 3 часа. Докладчик, мистер Гау, начал:

— Как известно…

Но в это время в комнату ворвался странный субъект с дикими глазами, небритый и неприличный. Председатель с трудом узнал в нем вице-президента общества лорда Вильяма Джерсена.

— Я должен прервать докладчика, — захрипел лорд Вильям Джерсен. — Крайне важное сообщение! Переворот в этнографии! Господа!..

Голос лорда оборвался. Ему дали стакан воды.

— Господа, внимание! Джентльмен съел джентльмена! Услыхав это, председатель сначала нахмурился, потом улыбнулся и стал подозрительно лязгать зубами. Тогда самый молодой и самый тучный изо всех членов «Английского географического общества», вскормленный на добротном голландском молоке, встал и подбежал к окну. Общество помещалось во втором этаже, и осторожный человек спрыгнул вниз, не причинив себе никакого вреда.

— Надо выходить через двери, а не через окна, — сказал часовой и неодобрительно покачал седым париком.

— Как когда, как когда, — справедливо ответил ему Енс Боот, ибо находчивый турист, вскормленный на голландском молоке, был, разумеется, неутомимым Енсом.

После удачно проведенной английской компании темные слухи о каком-то всемогущем голландце начали волновать уцелевшие страны Европы. На балах Парижа красавицы бредили «лету чим голландцем». Серьезные политики за бриджем любили приговаривать:

— Вот какие штуки в Европе происходят… Англия того…

Это вам не Ван-Гутен!..

В «Матэн» появилась статейка, полная увлекательных на меков:

«Нам сообщают, что к ряду печальных катастроф, уничтоживших три четверти Европы, причастен крупный авантюрист, некто Жан Ботта, голландец, внук известного гене рала буров. Он отомстил Англии за обиды, нанесенные его Деду.

По некоторым данным, Жан Ботта работал в тайном штабе германской армии и руководил нападением на наши банки в Берлине при применении известных санкций.

Жан Ботта женат на дочери американского миллиардера X.

Он был одним из руководителей «Английского стального треста».

Прокуратура принимает меры к выяснению местонахождения этого опасного типа».

Сообщение «Матэн», перепечатанное газетами всего мира, еще сильнее заинтриговало публику. Потомки генерала Ботта привлекли редактора «Матэн» к судебной ответственности за клевету. Американские журналисты, приехавшие специально в Голландию, должны были ограничиться сообщениями о живописности национальных костюмов и о похищении картины Рембрандта, ибо никаких признаков существования таинствен ного авантюриста им обнаружить не удалось.

Клерикальная «Идеа националы) уверяла, что голландец на самом деле русский и коммунист, выполняющий программу XVIII конгресса коминтерна. Напротив, коммунистический «Пепль» клялся, что Ботта не кто иной, как исчезнувший при таинственных обстоятельствах племянник премьера, господин Пиктор Брандево, осуществляющий идею всемирной монархи ческой диктатуры.

Красавицы не спорили о том, кто прав. Закрывая веером глаза, они ждали, что их пригласит на тур чоя летучий гол ландец. Красавицы были добрыми католичками и верили в чудо.

Нся Европа говорила о Жане Ботта. Но совсем о другом шпорили супруги Бланкафар в высоком будуаре венециан ского палаццо. Они говорили о туфлях.