Александр Котов - БЕЛЫЕ И ЧЕРНЫЕ

Но у вас так много сторонников здесь, в Нью-Йорке. Вы двадцать семь лет были чемпионом мира. Одного этого достаточно, чтобы развязать самые туго завязанные кошельки, открыть самые запрятанные сейфы.

О, дорогой мой! В этом мире привыкли давать деньги только ради денег. Шахматы - плохой бизнес. Бокс - другое дело, там за каждый доллар менажер получает десять. Нам, шахматистам, остаются лишь меценаты, богатые покровители. Но это трудный народ, они требуют в обмен на золото подобострастия, лести, угодничества. Я, к сожалению, никогда не мог с ними договариваться.

Я тоже. Может, в этом и заключается наша с вами беда.

Помните историю со Стейницем, - сказал Ласкер. - Он играл как-то в шахматы с банкиром. «Как вы смеете со мной разговаривать таким тоном, - вскипел банкир, когда Стейниц назвал его ход глупым. - Я банкир Ротшильд!» - «В шахматах я банкир», - ответил Стейниц.

Алехин знал эту историю, но молча выслушал рассказ.

Мудрено ли, что при таком характере Стейниц остался под старость нищим. Я помню его в последние годы. Страшная картина, Александр: рыжие нестриженые волосы торчат клочьями по сторонам, блеск начинающегося безумия в глазах. И это гениальнейший из шахматистов! Я не хочу идти его печальной дорогой. Каждый раз, когда я веду переговоры с богатыми меценатами о моем участии в турнире, я представляю себе Стейница последних дней. Пусть они клянут меня за несговорчивость, я твердо убежден - мои действия утверждают авторитет шахмат, поднимают значение шахматного художника в этом мире наживы и нечистых доходов.

Да, но что же делать? - развел руками Алехин. - Хорошо, вы отказались от усилий, трудных для вашего возраста. Но что делать нам, молодым? Три года я обиваю пороги банкиров, финансовых тузов, стараюсь, как умею, склонить на свою сторону золотого тельца. Увы, пока безуспешно!

Ласкер подумал немного, затем сказал:

- В наши дни главное - реклама. Бить в глаза людей назойливо, без стеснения. Если вам другие не делают рекламы, делайте ее сами.

Но как? - загорелся Алехин.

Вы блестящий мастер комбинаций. Соберите все ваши партии, прокомментируйте их, да поярче, не стесняйтесь, не жалейте красок на самого себя. Нужно, чтобы сквозь строки в глаза читателя бросалась ваша гениальность, чтобы, прочитав эту книгу, любой убедился: сильнее вас никого нет на свете. Издайте такую книгу, пусть она кричит: «Алехин - гений!»

Ласкер тихонько засмеялся.

Нет, я не шучу, - еще раз повторил он, заметив вопросительный взгляд Алехина. - Это очень полезно сделать. Попробуйте еще один способ. Вы прекрасно даете сеансы вслепую.

Это трудно, я знаю. Но это очень эффектно, сильно действует на людей, мало разбирающихся в шахматах, зато понимающих толк в деньгах.

Спасибо за полезные советы. Мне нужно спешить, доктор, мне тридцать два года. Вы в моем возрасте уже шесть лет были чемпионом мира.

Ничего, время еще есть. Я верю в вас, в ваш талант, Александр. Если вы не обидитесь, я хотел бы дать вам маленький совет. В вас много энергии, темперамента, вы стремительны в атаке, неистощимы в выдумке комбинаций. Но хотелось бы, чтобы в вашей игре было больше цельности, технического совершенства. Вы блестящи в острых позициях, хотелось бы такого же мастерства в позициях бесцветных, безжизненных на вид. Шахматы - это не только блеск граней бриллианта, это и надоедливый, кропотливый труд шлифовальщика тусклого алмаза. Подумайте над этим.

Неподвижно устремив взор в лицо собеседника, внимательно и молча слушал Алехин Ласкера. Как мог он не ловить каждое его слово, не схватывать каждую мысль, идею. Ведь перед ним сидел воплощенный опыт турниров и матчей последнего полувека, человек столь же великий и мудрый, как сами шахматы.

Нью-йоркский турнир, с одной стороны, внес ясность в вопрос о претендентах на шахматный престол, а с другой, окончательно его запутал. Отпал Акиба Рубинштейн, мифом оказались претензии на шахматную корону Фрэнка Маршалла, зато появилась грозная фигура, уже знавшая ранее сладость шахматной власти, - недавно свергнутый король Эммануил Ласкер. Два первых приза в крупнейших турнирах, разве не показывали они возродившуюся силу бывшего гиганта? Первый приз в таком турнире, как нью-йоркский, сам по себе давал право вызвать на матч чемпиона мира. А прошлые заслуги Ласкера! Двадцать семь лет просидел он на шахматном троне, такого факта со счетов не скинешь!

Зашумел, заволновался шахматный мир, заспорили между собой знатоки после турнира в Нью-Йорке. «Дайте возможность Ласкеру сыграть матч-реванш, - требовали одни. - Мы не считаем убедительной победу над ним Капабланки в Гаване. Кто может выдержать утомительное сражение в такой жаре? Пусть они сыграют еще раз, но уже в более подходящих для Ласкера условиях». «Как вы не поймете: поздно уже Ласкеру рваться к шахматной короне, - возражали другие. - Ему пятьдесят шесть уже, пусть лучше уступит дорогу молодому».

Сам Ласкер не проявлял особого интереса к возможности вернуть шахматную корону, но и не отказывался полностью от этой перспективы. «Я сыграл бы еще раз с Капабланкой, - повторил он в газетном интервью слова, сказанные им Алехину, - но только при условии, если сам шахматный мир захочет этого состязания и сам же такой матч организует. Мне не важен шахматный титул, - добавлял ветеран, - Мне интересно еще раз сразиться против своеобразных шахматных идей кубинца».

Ласкер не проявлял после Нью-Йорка особой шахматной активности. Торжественно встреченный в Берлине по возвращении из-за океана, он больше года не играл в турнирах, изредка лишь выступая с лекциями и сеансами. Однако конец двадцать пятого года принес еще одну сенсацию, на сей раз из Москвы. Ласкер вновь опередил кубинца в большом международном турнире. Правда, экс-чемпион мира не был первым - он занял лишь второе место, зато его исторический противник был третьим.

«Как же можно считать Капабланку чемпионом мира, - еще выше подняли голову сторонники немецкого чемпиона. - Три раза играли они вместе в турнирах, и все три раза Ласкер становился выше Хосе Рауля: в Петербурге, в Нью-Йорке и в Москве. Нет, матч, только повторный матч двух гигантов выявит истинного чемпиона мира».

Эти громкие призывы заглушали голоса тех, кто ратовал за Алехина. Шансов на матч с Капабланкой у русского гроссмейстера становилось все меньше и меньше, и, возможно, они совсем сошли бы на нет, если бы не сверхчеловеческая энергия самого Алехина. Он понимал: наступил решающий момент в жизни. Если осуществится матч-реванш чемпиона мира с Ласкером, ему придется ждать своей очереди еще не меньше четырех лет. А может случиться и так, что заветное состязание вообще никогда не состоится.