Александр Котов - БЕЛЫЕ И ЧЕРНЫЕ

Голландцев удивил бодрый, здоровый вид Алехина. Они еще помнили его вид в тридцать пятом году и теперь поражались тому, как он резко изменился. Не было больше угловатых, порывистых движений, потухших глаз, желтых мешков под глазами. Возродившийся шахматный гигант гордо держал голову, глаза его светились радостным блеском.

- Прошу вас, - уже в первые минуты встречи протянул кто-то портсигар Алехину. Возможно, это была специальная проверка. Алехин отодвинул рукой портсигар.

- Доктор, вы больше и не… пьете? - хитро нахмурив брови, спросил Цитерштейн. Запах алкоголя и табака, доносившийся от него, явно показывал, что сам он не терзал себя никакими запретами.

- Я решил экономить голландские деньги, - улыбнулся Алехин.

- Я смотрю: вы прямо из монастыря! - радостно воскликнул Цитерштейн.

- А он и действительно из монастыря! - засмеялся Эйве. - Приехал вместе с монахинями.

- Но это монахини - голландские, - продолжил шутку Алехин. - Они всю дорогу молились за успех Эйве.

- А где же ваш кот? - опросил, улыбаясь, «Пикет.

- Остался дома. Ловит мышей.

- Писали, вы хотели привезти с собой корову. Это правда, доктор? - спросил Цитерштейн.

- Господин Цитерштейн! - развел руками Алехин. - Мы же в Голландии!

Группа репортеров терпеливо ждала, когда организаторы отпустят приезжего. Пока искали и грузили багаж, тут же на перроне завязалась беседа. Уже по тону хозяев, по первым вопросам корреспондентов Алехин понял, что теперь голландцы будут с ним разговаривать совсем по-иному, не так, как два года назад. При каждом удобном случае ему давали понять, что время прежних претензий прошло, что теперь владыка - Эйве. Алехина обрадовало то, что все эти изменения совсем его не трогали: он успешно выдержал первую проверку готовности своей нервной системы к трудному испытанию.

- Как ваше самочувствие? - вежливо начал беседу один из корреспондентов.

- Великолепное! - ответил Алехин. - Я даже не могу себе представить, что можно находиться в лучшем физическом состоянии.

- Писали, вы поправились на двадцать пять фунтов. Это правда?

- У меня такое впечатление, что я борец, и именно мой вес больше всего беспокоит знатоков, - отшутился Алехин.

- Вам нравится играть в Голландии? - задал хитрый вопрос низенький репортер, запомнившийся Алехину еще с прошлого матча.

- Это замечательно, что в Голландии так любят и пропагандируют шахматы, - уклонился от прямого ответа гость.

- Что вы можете сказать о своей спортивной форме?

- Мне кажется, я сейчас нахожусь в такой же форме, как и перед матчем с Капабланкой десять лет назад.

- Это уже угроза! - Вмешался в разговор Эйве. - Вы меня пугаете!

- Почему, - удивился Алехин. - Такой формы было достаточно для Капабланки, но неизвестно, хватит ли для доктора Эйве.

- Благодарю за комплимент, - поклонился Эйве. - Я вижу, у вас хорошее настроение, вы будете опасны в матче.

- Я уже достаточно натворил в плохом настроении, - заметил Алехин.

Небольшую паузу прервал третий корреспондент:

- Будьте любезны, господин Алехин, скажите, кто будет вашим секундантом в матче?

- Эрих Элисказес.

- Он мастер?

- Очень жаль, что вы не знаете Элисказеса. Это гроссмейстер и очень хороший человек.

- Вы не помните ваш общий счет встреч с Максом Эйве?

- Помню. Всего мы сыграли пятьдесят партий. По четырнадцати каждый выиграл, остальные ничьи.

- Так что битва будет острая. Алехин ничего не ответил на это замечание.

- Что можно передать голландским шахматистам?

- Я желаю им наилучших успехов. Скажите, что мы с доктором Эйве постараемся порадовать их интересными, содержательными партиями.

Беседу с репортерами перебил Ван-Гартен.

- Доктор, это все варианты? - показал он на чемоданы, которые вез на тележке носильщик.

- Возможно, - ответил Алехин. - Я должен быть начеку. Мне известно, что доктор Эйве привез из Земмеринга от Грюнфельда два чемодана новых вариантов.

- У вас отлично поставлена разведка! - засмеялся Эйве.

- На войне, как на войне, - серьезно произнес Алехин. Когда Алехин и встречающие выходили с перрона, к гостю подошел тихий молодой человек в темно-синем костюме и сказал по-русски:

- Я из советского телеграфного агентства. Можно задать вам два вопроса?

- Пожалуйста! - Алехин отвел его немного в сторону.

- Что можно передать от вас советским; шахматистам о предстоящем матче?

- Скажите, решат два фактора: мое физическое состояние и теоретическая подготовленность.

- Ну, физическое состояние у вас, слава богу, отличное, - улыбнулся молодой человек. - А как с теоретической подготовкой?

- Мне кажется, она будет достаточной. Напишите, что я тщательно изучаю книги и статьи, выходящие в СССР, и извлекаю из них не только отдельные ходы, но общие идеи и замыслы. В последнем номере шахматной газеты я прочел статью Белавенца и Юдовича о достижениях советских мастеров в области дебютов. Я нашел, что авторы даже слишком скромны.

- Можно передать от вас привет?

- Я заранее поздравляю советских шахматистов с двадцатой годовщиной Октября. Передайте им, что я буду сражаться в матч-реванше, как никогда в жизни!

«Вечная история: как что-нибудь не так, всегда у них виноват Ван-Гартен. Кто же мог предположить, что концертный зал в Гарлеме окажется непригодным для игры. Акустика, видите ли, слишком хорошая. Для концерта лучше не надо, а для шахмат плохо. Кто ни пройдет по залу, отдается, как в горах эхо. - А разве заставишь пять часов сидеть неподвижно шестьсот человек? В Москве, говорят, стелют специальные ковры, а где их сейчас возьмешь? Опять Эйве нервничает, который раз посматривает на Мароци. Что-то он долго думает, уже больше получаса. И всего только над шестым ходом! Наверное, Алехин придумал какую-нибудь хитрую штуковину. А чего же смотрели эти гроссмейстеры? Грюнфельд со своей картотекой? Шестого хода не предвидели! И где?! В славянской защите, дебюте, изъезженном вдоль и поперек в двух матчах!»

Ван-Гартен стоял на краю сцеиы и жестами умолял зрителей оставаться на местах. Он даже кивал головой наиболее непоседливым; не мешайте Максу. А Эйве все еще раздумывал над ходом. Он нервничал: с шумом передвигал под столом длинные ноги, меняя позу, облокачиваясь то на правую, то на левую руку. «Чего ему нервничать, - подумал Ван-Гартен, - дела идут отлично: после пяти партий - очко перевеса. Уже первая встреча - первая победа. Говорят, Эйве в первый день помог какой-то новый ход».

- Вы хорошо сыграли конем на е-четыре, - сказал тогда Алехин противнику, запечатывая конверт при откладывании партии.

- К сожалению, это не моя новинка, - ответил Эйве. - Этот ход уже встречался раньше.

- Где?

- В Стокгольме на последней олимпиаде, три месяца назад. Так играл Тюрн в партии с Ояненом.