Илья Штемлер - Поезд

Елизар понимал свою подругу с полуслова. Он шагнул в тамбур, открыл дверь. И вовремя. Пятясь задом, к вагону подкатывал маневровый тепловоз, ему и предстояло оттащить бракованный вагон. Елизар спрыгнул на полотно и бросился к тепловозу. Машинист с любопытством оглядел проводника и понимающе кивнул. Конечно, он потянет время: почему не помочь ребятам? Только вот как дежурный технического парка отнесется? Тот все видит на своем экране.

Елизар и поблагодарить не успел хорошего человека за участие, как заметил деповского осмотрщика, того самого, что забраковал вагон. Надежда проснулась в душе Елизара. Может, удастся его уговорить? Достаточно приставить палочку, и вместо пятого месяца срок технической ревизии вагона переместится на шестой месяц, июнь. Одна палочка белой краской на трафарете. Был бы плановый ремонт вагона – другой вопрос, с плановым шутки плохие, комиссия решает, а техническая ревизия никого еще не пугала, тем более если отсрочить на один лишь месяц.

– Ты меня под суд не толкай, ясно?! – заорал осмотрщик на Елизара. – Ыш, какой указчик выискался! Вам, проводникам, лишь бы с полки не сползать…

Ох и взвился в душе Елизар. Ему бы проводниковского хлебушка поесть, осмотрщику этому! Но сдержался Елизар, смолчал. Ясно, что такого хмыря, как этот осмотрщик, на кривой кобыле не объедешь. Видно, настроение у него чем-то подпорчено, раз так колготится из-за ерундовой просьбы. Только и позволил себе Елизар, что сплюнуть смачно на гравий в знак презрения, и поспешил обратно. Ох и служба окаянная, все не как у людей. И не виноват вроде, а спрос с них, с проводников, будто они и есть главные закоперщики всех неурядиц на дороге…

К полудню в багажном отделении вокзала клиентура заметно редела, и появление старика в светлом плаще со старомодными узорными погончиками привлекло внимание.

Весовщица Галина вспомнила, что в последнее ее дежурство старик долго и недоверчиво расспрашивал об условиях отправления багажа. Все нервы вымотал. Кажется, проще пареной репы: доставил багаж, предъявил билет, оформил квитанцию, оплатил и гуляй себе… Старик все дознавался, почему не надо предъявлять паспорта. Привыкли, что всюду у них паспорт требуют, по каждой чепуховине. Иначе неуверенность душу томит – не обманули бы, не украли, пойди докажи потом без паспорта…

Галина и сама не знала, почему появление старика вывело ее из себя. Вероятно, все из-за настроения. А настроение у Галины сегодня было неважное. После утренней планерки подошла к начальнику службы, поинтересовалась: дали ход ее заявлению или застопорили. Хотела Галина работу поменять, в камеру хранения перевестись. Отказал ей начальник. Мол, в камере хранения работа не женская, за смену, считай, около пяти тонн перелопатить придется. Так ведь и заработок какой! Не с оклада же они, кладовщики, такие круглорожие и мускулистые? За место свое держатся. Другой стоит за решеткой камеры хранения, словно журнал мод рекламирует. И не из пижонства, просто иного тряпья у него нет. А тот, кто работает в халате несвежем или в пиджачке засаленном, так он или алиментщик крутой, или просто человек к себе равнодушный. Но таких все меньше остается в камерах хранения, одолевают их молодые кадры с высшим образованием, есть, которые и в аспирантуре учатся. Раз один оставил в подсобке книгу, так вообще на английском языке вся. Вот куда образование шагнуло, в камеру хранения при вокзале… Галине с ними не равняться – едва шесть классов одолела, судьба так сложилась. Однажды подменяла она приемщика из третьей кладовой. Летом, в самый разгар перевозок. Все следила, чтобы не произошла распарка, чтобы номерок, который клиент на руки получает, спаривался с номерком, что на чемодан цепляешь. И хватило ей для этого дела своих шести классов, обошлась без аспирантуры. Правда, руки и спина к концу дня одеревенели. Ну и что?! Зато одна смена работы подкинула почти половину месячной зарплаты весовщика. Сколько она тогда по уговору чемоданов и ящиков понаставила, боком продиралась по камере хранения.

Но не подвела она тогда службу, справилась с этой «мужской работой», почему же сейчас начальство сомневается? А может, не с той стороны подъехала? Говорили ей бывалые люди: поначалу надо маслом сковороду смазать, потом блины печь. Что она сунулась сдуру со своим заявлением, что у нее, лапа где-нибудь есть волосатая, поддержка? Или сама она персона-танк – есть такие, любую преграду перемолотят, во всех приемных стены оботрут, всем начальникам письма разошлют, а своего добьются. А такие, как она, Галина, серые мышки, должны хоженой тропой шлепать с ценным пакетом в сумочке. Нет денег – одолжила бы где, с будущих доходов и вернула. Подумаешь, умники, Галина и сама знала, что тропа эта безотказная. Да как-то на нее вступать совестно. И боязно, если честно. Что она, придет в кабинет и деньги протянет? А если начальник ее вышвырнет за дверь или милицию вызовет?

Галина зябко повела плечами. На улицах солнце ласкает город, а здесь, под землей, в багажном, лампы дневного света кладут на кафель тусклый глянец и сыростью от асфальта тянет. Тишину, что текла от складского туннеля, временами нарушало кудахтанье. Кто-то решил отправить багажом клеть с курами. Вот народ ушлый: мясо посылать рискованно, может испортиться за дорогу, а куры как-нибудь доберутся живыми. Будет бегать на станциях, подкармливать своих кур. Чего только люди не перевозят в багажном вагоне, умом можно тронуться! Насмотрелась Галина за десять лет… Интересно, что тот дед в допотопном плаще перевозить собрался? Что-нибудь ценное, неспроста был недоволен, что паспорт у него никто не требует, беспокоится за груз.

Тем временем старик и с ним мужчина в толстой вязаной кофте спешили за тяжело груженной тележкой. Три объемистых тюка, обшитых холстиной, были стянуты широкой голубой тесьмой. Ребята из упаковки такой тесьмой не вяжут, слишком шикарно. Да и холстина какая-то особая, слишком белая. Носильщик Муртаз Расилов – жилистый и кривоногий – придерживал ладонью груз. Он уже схлестнулся со стариком, когда принимал багаж. Чем старик набил свои мешки – неизвестно. Только весили они гораздо больше положенных восьмидесяти килограммов. Полное было право отказаться от такелажа: носильщик – человек, а не подъемный кран. Старик разгорячился, грозил написать куда следует. Расилов оставался спокоен. Он высморкался в носовой платок, аккуратно сложил его вчетверо, как было, и сказал негромко: «Посуди сам, дед, если я уже болею радикулитом, зачем мне еще и грыжа? Соображаешь? Делай еще одно место из лишнего веса. Все равно в багажном отделении такую фасовку не примут. Так что разговаривай со мной вежливо, найди со мной общий язык, может быть, я тебя пойму. Тогда и в багажном отделении не оставлю, возьму все на себя».