Илья Штемлер - Взгляни на дом свой, путник!

– Да, жаль, что в те времена не было Армии обороны Израиля, – проговорил я.

– Без урока Второй мировой войны Израиль вряд ли создал бы такую армию. К сожалению, – ответил доктор исторических наук. – Кстати, Сталин в сорок первом году сказал генералу Сикорскому, главе польского правительства в изгнании: «Евреи – неполноценные солдаты». Вряд ли бы у него повернулся язык так сказать в сорок пятом году, даже несмотря на свой антисемитизм. Впрочем, у него бы повернулся…

– А что бы он сказал, глядя на Армию обороны Израиля? Доктор развел руки и засмеялся:

– Знаете, я думаю… если мы – избранный народ для гонения и унижения, то почему мы не можем быть избранным для сопротивления? Тяжкая судьба и гнетущая, если существование целого народа могли определить такие личности, как Гитлер или Сталин.

– Да, историю трудно понять, зигзаги истории иррациональны, – поддержал я.

– Почему же… Гитлера понять можно. Не простить, конечно, но понять. Вам знакомы работы английского философа Фромма? Очень интересно и актуально. Работы посвящены некрофилии, тяготению к смерти и разрушению. Есть множество людей, которые сознательно или бессознательно отвергают жизнь, их страсть – разрушение живых структур. Одни – и таких немало – явные некрофилы: от сексуальных влечений к мертвому телу до садистских проявлений. И это не извращение, а болезнь, хотя оба подобных понятия тесно переплетены. Другие – скрытые некрофилы – обладают некрофильским складом ума, вещью менее очевидной, но более опасной для человечества. Такие личности нередко втягивают в орбиту своих страстей целые народы и нации, поднимая их до своего уровня, превращают в орудие своих устремлений. При определенных условиях народ видит в этих людях твердых и решительных вождей, верит в них, не думая о расплате и муках, на которые их обрекают вожди. Адольф Гитлер представлял клинический случай некрофильского характера. Если рассматривать каждый отрезок его жизни, налицо все признаки некрофилии…

– Гитлер – фигура одиозная, – вставил я, – разрушитель…

– Разрушительные действия не всегда следствие некрофильского характера, – прервал доктор. – К примеру, Наполеон, который жертвовал множеством людей для достижения своих целей. Есть обстоятельства, когда военные действия приводят к разрушению и гибели, но это отнюдь не проявление некрофильского характера… Другое дело – Гитлер. Война в классическом понимании – это не геноцид, не уничтожение народов. Уничтожение миллионов евреев, русских, поляков, уничтожение своих же немцев нельзя объяснить военными соображениями. Гитлер ненавидел человечество, саму жизнь. Он приказывал медленнее прокручивать кинокадры, в которых уничтожались люди и города. Он получал физическое наслаждение, в чем он откровенно признавался, и не раз. Он источал смерть, несмотря на многие свои таланты. Женщины, которые были с ним, кончали самоубийством. Или пытались покончить собой, а кое-кто и дважды, как Ева Браун… А таланты у него были. Но все они работали на разрушение – и демагогия, и актерство, и феноменальная память, и как ни странно, но страсть к архитектуре порождала стремление к разрушению. Отдать приказ разрушить Париж мог только некрофил. Хорошо, комендант Парижа ослушался чудовищного приказа… Если вы прочтете работу Фромма, вы чуть иначе воспримете увиденное в мемориале.

Я шел в тишине, а память будоражил мягкий голос доктора Арада. Я шел по аллее, ведущей к тридцатиметровой колонне, взметнувшейся точно взрыв из разметанных в сторону бетонных плит. На памятнике Героизму надпись: «Ныне и навсегда в память о тех, кто восстал в лагерях и гетто, сражался в лесах, в подполье и в союзных армиях, кто проложил путь в Эрец-Исраэль, кто погиб, освящая имя Божье». А дальше темнело входом низкое сооружение – Зал Памяти.

Старик-привратник протянул мне бумажную кипу. Я прикрыл голову и ступил в просветленный мрак. Оказалось, это крипта с тяжелым потолком из базальтовой скалы, нависшей над полом, испещренным двадцать одним названием: Освенцим, Треблинка, Дахау, Майданек, Хелмо, Бельжиц… Двадцать одно название концлагерей – фабрик смерти, разбросанных по Европе. Мерцает факел Памяти, откидывая странную человеческую тень на валуны, что выложили стены крипты… И этот аскетизм наполняет душу мукой.

Отсюда ты вступаешь на новый Скорбный путь. А покинув зал, я, казалось, вернулся в чем-то уже измененный мир. И трава вроде бы та же самая, и деревья… На лужайке, что простиралась у здания Исторического музея, подле двухвесельной лодки расположились дети. Экскурсовод пояснял, что именно в этой лодке из Дании выбралось шестьсот евреев. Лодка тайно доставляла их с берега на рыбацкие суденышки, а те переправляли евреев в нейтральную Швецию.

Дети слушали, не переставая есть мороженое. Рядом маячили два израэлита с автоматами. Они охраняли детей от террористов, строго соблюдая инструкцию – любой табунчик ребят должен охраняться. Солдаты тоже ели мороженое – жара для всех жара.

– А правда, что датский король носил желтую звезду? – спросил какой-то мальчуган.

– Правда. Король сочувствовал евреям и носил желтую звезду, – ответила экскурсовод. – Не вздумайте оставлять на траве стаканчик от мороженого!

– Знаем! – дружно ответили дети.

Барельеф на стене Исторического музея являл символ Катастрофы, Сопротивления и Восхождения в Эрец-Исраэль.

А в самом музее… Фотографии, макеты, подлинные вещи, письма, обращения, религиозная атрибутика, печи крематориев, овраги, набитые трупами, детские, с надеждой глядящие глаза, зондеркоманды… Демонстрационные залы кинофотодокументов… И вновь массовые расстрелы, газовые камеры, крематории, горы детских ботиночек, горы очков, горы зубов, тюки человеческих волос…

Как от этого спастись? Куда идти на непослушных ногах – кажется, что ты попал в лабиринт, где стены источают смерть…

Бал некрофилов…

Суконные лица убийц…

Убегаю от всего круглым коридором, символом подземной магистрали Варшавы, по которым пробирались участники восстания в гетто. По грудь в воде, по грудь в нечистотах большого города…

Зал Имен. В память тех, от которых не осталось ничего, кроме пепла. Любой из ныне живущих, кто знает что-либо о несчастных, может вписать известные ему сведения в «Лист свидетельских показаний». Мощный компьютер содержит данные о более чем трех миллионах людей.

Мемориальная синагога. Построена в память о всех богоугодных домах, разрушенных в войну: простое сооружение с вытянутым залом, стены которого напоминают камни Стены Плача.

Архив мемориала «Яд-Вашем» насчитывает более пятидесяти миллионов единиц хранения – самое обширное в мире хранилище документов Катастрофы.