Эмманюэль Бов - ЛОВУШКА

Мсье Соссье обратился к своему коллеге.

– Я хотел бы повторить вам то, что только что говорил мсье Бриде, это очень интересно.

– Да, хорошо. В таком случае обождите минутку, – сказал Шлессингер, – я схожу за портфелем

Бриде с недоумением поглядел на директора Национальной безопасности. Что же он такого интересного сказал?

Шлессингер быстро вернулся. Он подсел к столу, отодвинул бумаги и положил портфель перед собой.

– Садитесь на мое место, вам будет сподручнее.

– О, спасибо! Не стоит беспокойства, – ответил Шлессингер, бросив взгляд на наручные часы. – Вы знаете, уже половина первого. Может, было бы лучше начать после обеда.

– Это займет несколько минут. Лучше, если вы будете в курсе. Мы продолжим после обеда, если в том будет необходимость. Я кратко резюмирую заявление мсье Бриде.

– Заявление! – воскликнул Бриде со смехом. – Громко сказано…

– Итак, – продолжил Соссье, как будто не заметив, что его перебили. – Мсье Бриде утверждает, что, желая служить правительству, по собственной инициативе, без чьего-либо приглашения, приехал в Виши, чтобы вступить в контакт со своими друзьями. Он виделся с Бассоном, мсье Лавессером. Это ведь так, мсье Бриде?

– Действительно, но с той оговоркой, что я не утверждаю, ибо так оно и есть.

– Это не совсем согласуется с тем, что мне говорил Бассон, – заметил Шлессингер, который все не открывал портфеля.

– Стало быть, вы полагаете, что это Бассон сделал первый шаг? – продолжил Соссье.

Последние три слова: "сделал первый шаг" привели Бриде в оцепенение. Шлессингер в этот момент повернулся в его сторону. Во рту его была сигарета. Он прищуривался от дыма.

– Вы утверждаете, что нигде, кроме как в Виши, не встречались с Бассоном, что не виделись с ним в Лионе, например?

– Нигде, – воскликнул Бриде, у которого вдруг впервые возникло подозрение, что дело касалось вовсе не его, а Бассона.

Тот совершил что-то серьезное. Поскольку он не мог отвечать за свои действия перед коллегами, дело велось посторонним, но связанным с полицией должностным лицом.

Его взгляд помутился настолько, что казалось, глаза залило какой-то жидкостью. Если Бассон в чем-то виновен, то, преувеличивая их дружеские отношения, ссылаясь на них, Бриде признавал себя его сообщником.

Шлессингер открыл портфель. Он вынул из него несколько бумаг и передал их Соссье, который те со вниманием прочел.

– Стало быть, Управление разведки обмануло Вовре и Керюэля, – заметил Соссье немного погодя.

– Почему?

– Я думал, что копии не существовало.

– А то нет, Хильд не такой уж дурак. Он знает, с кем имеет дело.

В течение минуты Бриде раздумывал, как возвратиться к тому, что он сказал, как лишить свою дружбу с Бассоном того значения, которым он ее так неосмотрительно наделил. Он взмок настолько, что стекавший пот намочил ему край воротника. Он не пропустил ни слова из разговора двух полицейских, но те были мастера понимать друг друга с полуслова в присутствии третьего.

– Вы меня заинтриговали, господа, – сказал он, пытаясь держаться естественно. – В чем же все-таки дело?

– Бассон подтвердил, что действительно вас знает. Что вы приходили к нему, но он каждый раз вас выпроваживал и ни секунды не думал о том, чтобы дать вам визу в Африку. Он даже заметил, что вы не вызывали у него никакого доверия.

– Как! – воскликнул Бриде, изображая негодование. – Хотите, я при вас позвоню ему?

Два полицейских начальника переглянулись.

– У него больше нет телефона, – не смог промолчать мсье Соссье.

– Попытайтесь зайти после обеда в отель "Дю Парк", – сказал Шлессингер. – Нужно, чтобы Шазель предоставил нам телеграммы, хотя бы на этот вечер.

Бриде привстал.

– Я хочу позвонить, – повторил он.

– Не нервничайте, мсье Бриде.

– Я нахожусь здесь уже три часа. И это значит, так обращаются с теми, кто хочет служить Маршалу!

– Вы все-таки думайте, что говорите, мсье Бриде.

– Маршал наверняка не знает о том, что происходит вокруг него. Он не потерпел бы этого, если бы знал.

Соссье и Шлессингер посмотрели друг на друга.

– Вы перегибаете палку, – заметил директор Безопасности. – Оставьте Маршала в покое.

– Мы возобновим наш разговор, – сказал Шлессингер, глядя на часы. – Уже двадцать минут второго.

Обращаясь к Бриде, но в тоне значительно менее душевном, чем вначале, словно приступ негодования Бриде давал ему на то право, Соссье продолжил:

– Я боюсь, что нынче вы ничего не найдете в ресторанах. Вы спуститесь сейчас этажом ниже. Один из господ, которых вы уже видели по приходе, сводит вас в небольшой, очень уютный ресторанчик, совсем недалеко отсюда. Таким образом, вы сможете вернуться сразу после обеда, чтобы мы покончили с этой историей.

Бриде чуть было не сказал, что у него назначена встреча, но он настолько боялся узнать, что был арестован, что предпочел остаться в неопределенности.

– Это очень неплохая мысль! – сказал он.

Бриде отобедал с инспектором по имени Бургуан, который несколько тяжеловесно изображал перед официантами и посетителями встречу со старым приятелем, которому принепременно хотел доставить удовольствие. После еды Бургуан заказал по ликеру. Чувствовалось, что в подобных обстоятельствах его начальство не слишком придирчиво рассматривало представляемый счета.

В половине четвертого они вернулись на улицу Лукаса. По дороге Бриде совершил робкий акт неповиновения. Он, не предупредив своего компаньона, зашел в табачную лавку. Инспектор чуть было не проследовал за ним, но, раздумав, обождал у дверей.

Они прошли прямо на второй этаж по парадной лестнице, но вместо того, чтобы отвести прямо к мсье Соссье, как того ожидал Бриде, его ввели в небольшую комнату, на дверях которой была укреплена табличка с именем некого Ив де Керюэль де Мермора.

На столе не стояло букета гвоздик, как на столе Бассона, но большая фотография, зажатая меж двух стекол в никелированной подставке, представлявшая трех красивых женщин, каждая из которых держала на руках ребенка лет десяти. По композиции это напоминало картину мадам Виже де Ле Брюн. Эта эвокация из личной жизни мсье де Керюэль де Мермора была столь совершенна, что в ней отсутствовало что-либо семейное и напрашивалась мысль, что фотография эта происходила не откуда-нибудь, а из иллюстрированного журнала.

Ожидание становилось невыносимым. По мере того, как проходила вторая половина дня, Бриде все яснее сознавал, что ему не добиться свободы, что времени на то, чтобы, как сказал Соссье, покончить с его историей, не хватит. Стало быть, его не отпустят. Поскольку ему не позволили обедать одному, его тем более не отпустят ужинать или ночевать. Время от времени приходил Бургуан и просил потерпеть. Мсье Соссье скоро должен был прийти. И, между тем, когда открывалась дверь, Бриде отчетливо различал голос директора.