Галина Николаева - Битва в пути

— Давно хочу я спросить: что это у тебя обозначает? Скальпировать ты себя самого, что ли, собираешься за провинности? Или мозги подтягиваешь на высокий уровень?

— Мозги, мозги подтягиваю, — ответил Бахирев и тихо, от признательности, проскрипел — Спасибо тебе.

Чубасов свел собольи брови.

— Чего спасибо? О тебе, что ли, забочусь? О заводе! Ты скажи, противовесы у тебя «подтянуты» до должного уровня? Сумеешь доказать в министерстве? Не завалишь?

— Конструкция отработана. Испытания доказательны. Преимущества ясны. Надо менять. До весны. До сева. Сейчас большинство тракторов на ремонте и с противовесами затишье. С весны они опять полетят. Все ясней ясного.

Они говорили о делах, но когда Бахирев собрался уходить, Чубасов опять взглянул на его гладко расчесанные спереди волосы с этим неожиданно торчащим на затылке вихром и, повинуясь неясной интуиции, внезапно даже для самого себя и как бы вскольз сказал:

— На спортбазу лыжи привезли. Тебе для ребятишек не надо? Кстати сказать, ты знаешь, как твои ребята помогают отцу в сложной ситуации?

— Ребята мне помогают? — удивился Бахирев.

— Еще как! Они в поселке в фаворе. Хорошие ребята. Тебя-то пока не все раскусили. Наши все еще присматриваются. А тут семьища — дай бог всякому! Вызывает доверие и располагает. Наши любят семейный дух…

Чуб асов говорил просто, как бы к слову и между делом.

И вдруг левая бровь Бахирева поднялась, глаза блеснули остро и понимающе. Усмешка тронула губы.

— Ну, я думаю, коллектив не за одни семейные добродетели ценит инженеров! — Он сказал и сразу прервал разговор. — Я пойду в лабораторию. Займусь подготовкой документации.

Он ушел. Не прозвучало ни одного лишнего слова. А Чубасов ясно услышал такой безмолвный разговор:

«Предостерегаешь?..»

«Да… Предостерегаю…»

«А кто ты такой, чтоб предостерегать?»

«Показалось? — опять подумал он. — Ах, черт побери, с этим «хохлатым бегемотом» и до галлюцинаций недолго докатиться».

Бахирев готовил материалы к поездке до тех пор, пока от цифр не зарябило в глазах: сказывалась бессонная ночь.

Тогда он пошел домой и лег, но не заснул, а забылся на полчаса. Перевозбужденный мозг не мог успокоиться, и в мыслях мешались противовесы, Тина, Чубасов, Москва, ЧЛЦ. В комнате было полутемно и тихо. Катя в последнее время стала спокойнее. С того дня, как ее муж превратился из главного инженера в сменного, отношение соседей стало участливее и теплее. Ее привечали у Рославлевых, и она твердо усвоила их точку зрения на то, что падение Бахирева — дело временное. Теперь ее больше тревожила внутренняя отдаленность мужа. Его жизнь всегда протекала в стороне от нее, и долгое время ей казалось это естественным. Среди новых друзей она видела иные отношения: все, от дедов до внуков, жили заводом. Рославлевы заставили ее по-новому взглянуть на Бахирева. Она считала, что он так же добросовестно работает на заводе, как она сама когда-то работала в кассе универмага. Это было просто и понятно. Но у Рославлевых говорили о его борьбе, о его смелости, даровитости, принципиальности.

Она верила Рославлевым и пугалась: за многие годы жизни она не увидела и не поняла в нем как раз того, за что ценили и любили его лучшие из друзей. Минутами ей начинало казаться, что она живет с незнакомым человеком. Она старалась успокоить себя: «Не обязательно, чтоб вся семья работала на заводе! Деловые мужчины любят как раз простых, домашних, но красивых и уютных женщин».

Она старалась быть как можно красивее и уютнее. Но этo не производило впечатления на Бахирева. Или то, что годилось для иных, не годилось для него? Или и в этом она не понимала мужа, с которым прожила столько лет?

Услышав, что муж проснулся, она вошла, присела к нему на диван и взяла его ладонь.

— Что-то ты совсем не скучаешь обо мне…

Он отвернулся, сжал ее пальцы и тотчас отнял руку.

— Устаю очень, Катя… Ты же знаешь, какая работа…

Ему тяжела была и необходимость лгать и невозможность говорить с ней о том, чем он жил, тяжело было даже самое присутствие ее.

Она посидела еще, вздохнула и пошла к двери — большая, душистая, в бархатном халате; Толстая коса струилась по сильной спине.

— Устал, так отдохни… — Она осторожно прикрыла дверь.

«Устал!» Сейчас он встанет и, таясь от людей, сугробами, в темноте, пешком потащится sa два километра, в соседний поселок, чтобы яростно обнять худенькую, утомленную девочку с закопченной шеей и запахом металла и гари, застоявшимся в жестких стриженых волосах.

Бахиреву хотелось, чтобы Тина проводила его на вокзал, но Катя, искавшая сближения с мужем, решила устроить семейные проводы. Это оказалось кстати: с этим же поездом уезжала заводская делегация в Сталинград, и на перроне мелькали знакомые лица тракторозаводцев.

Вокзал невольно напомнил Бахиреву тот день, когда он впервые подъехал сюда с Вальганом и Кориловым. Неизвестностью веяло тогда от каждого столба на перроне, от улиц и площадей, от улыбок Вальгана и Корилова. Что ж, неизвестности теперь нет. Как говорится, «обстановка прояснилась». Чем стал для него этот город? Городом Тины и летающих противовесов? Нет, не только! Он стал также городом многих испытанных друзей и немногих непримиримых врагов.

Бахирев поставил чемодан в купе и вышел на перрон вместе с женой и детьми. Знакомые и незнакомые оглядывались, да и нельзя было не оглянуться: так милы были дети. Тоненькая Аня, похожая на мать чертами и ясностью лица, в своей синей с беличьим воротничком шубке, с бантом, выглядывающим из-под пуховой шапочки, была в том возрасте, когда девочка вот-вот превратится в девушку. Бахирев смотрел на нее сегодня с молчаливой и тревожной любовью. Так нежность и красота цветка вызывают и радость и печальные мысли о быстротекущем времени. Рыжик, в его пыжиковой шапке, сером пальто, делавшем его шире и крупнее, до смешного напоминал Бахирева не столько отдельными чертами, сколько складом и выражением упрямого лица. Милее всех был Бутуз. Он топал между братом и сестрой в своем красном башлыке и теплых красных штанишках с таким сияющим и в то же время деловито-озабоченным лицом, что нельзя было не улыбнуться, глядя на него. Вся тройка шагала по перрону, дружно взявшись за руки, то и дело оглядываясь на родителей.

Катя держала Бахирева под руку, гордая тем, что тракторозаводцы видят во всем блеске их семейное благополучие.

— Ты там, в Москве, всем докажешь, да, папа? — говорил Рыжик своим новым, басовитым голосом.

— Бутуз, поправь башлык! — привычно командовала Аня. — Папа, пойдем туда: видишь, там танцуют.

В кругу молодежи Синенький отплясывал за девушку, смешно помахивая платочком. Бахирев посмотрел, нет ли среди провожающих Тины. Ее не было. Ему хотелось поговорить с ней о том, что волновало, — о предстоящей поездке, о министерстве, о противовесах, о дружбе и помощи Чубасова.