Кирилл Голованов - Матросы Наркомпроса

К сожалению, кос у нее теперь не было. И потом, женщинам надо уступать. То женщинам. А тут не поймешь кто. Что в сестре, кроме вредности? Но отец как-то заметил, что дело не в Жанне. Просто надо уметь быть мужчиной.

С тех пор газетой владела сестра. Антон старался этого не замечать. Холодная невозмутимость удавалась ему не всегда. Стоило Жанне надуть верхнюю губу и уткнуться в газету, как брат уже знал — сейчас начнет цитировать.

— Ну вот, — торжествовала она. — Так и знала! Если не ошибаюсь, это касается тебя. Информация ТАСС: «Форма для учащихся военно-морских спецшкол».

Антон читал и не верил своим глазам:

— «Утверждена новая форма для учащихся средних военно-морских спецшкол Наркомпроса. Лента на бескозырке короткая, оканчивающаяся бантом с надписью: «Военно-морская спецшкола». Бант располагается на левой стороне бескозырки, в задней ее части; фуражка без белых кантов. Учащиеся будут одеты во фланелевую рубаху со стоячим воротником, застегивающимся на две пуговицы. На левом рукаве рубахи и шинели якоря красного цвета».

— Типичный трамвайный кондуктор, — мстительно комментировала Жанна.

Антону оставалось только промолчать. От флотского великолепия в форме не осталось ничего. Отменялись тельняшки, синий отложной воротник — гюйс и канты на кургузой бескозырке без лент.

Ребята почувствовали себя обманутыми. С утра школа закипела, как прибойная волна.

— Ты знаешь, — сказал Димке Куржак, — мой брат тоже газету читал. Говорит, что мы на самом деле станем похожими на морских поваров.

— Коков, — ревниво поправил Майдан и тут же похолодел. Слово не имело значения. Не все ли равно как будут дразнить?

— Называется морская форма, — горячился Куржак. — Да в ней и во двор не выйдешь. На смех курам.

— Разве ты сюда поступал из-за формы? — спросил его Тырва.

— Я? Вообще-то нет! — смутился Жорка. — Но во дворе…

— Форма должна определять содержание! — поддержал приятеля Димка Майдан. И эта философская мысль показалась всему взводу не только подходящей, но и очень солидной.

Раймонд промолчал, но все заметили, что спорить он не стал. В дискуссии не принимал участия и Лека Бархатов, хотя было видно, что помощник командира взвода тоже разочарован.

На большой перемене стихийно образовалась делегация к капитану третьего ранга Радько.

— Под Пушкина работаете? — спросил военрук у предводителя Антона Донченко.

— Нет! — растерялся Антон.

— Стихи пишете? — наступал военрук.

— Не… получаются… — признался Донченко.

— Вот видите, — засмеялся Радько. — Тогда бакенбарды зачем? Разве не слышали, что всем ученикам приказано остричься наголо?

Военрук протянул Донченко рубль и распорядился:

— Кудри долой! Заодно побриться! Не забудьте доложить командиру взвода, что получили от меня замечание.

Антону было приятно первый раз в жизни получить такое приказание, но расставаться с челкой он не собирался. В крайнем случае можно ее укоротить.

Затем военрук внимательно оглядел остальных членов делегации. Они переминались с ноги на ногу. Энтузиазм дал заметную утечку.

— С чем пожаловали?

Майдан молча протянул ему «Смену».

— Спасибо. Газеты уже читал, — отказался Радько. — И мне непонятно…

— Что за форма? — подхватил Димка. — Даже без тельняшек…

— Непонятно другое, — продолжал капитан третьего ранга. — Как я предполагаю, вы собираетесь стать военными людьми. Так?

Кто бы стал возражать? Делегация скромно подтвердила поговорку о том, что молчание — знак согласия.

— А вот здесь ясно напечатано, — взял газету Радько: — «Утверждена новая форма…» Понимаете, ут‑вер‑жде‑на! Приказы на военной службе, как вам уже должно быть известно, обсуждению не подлежат. Есть еще вопросы?

Радько добавил, правда, что с тельняшками произошло недоразумение. Тельняшки никто не отменял.

— Разрешите идти? — мрачно спросил Майдан и вытянул руки по швам. Ему стало ясно, что взаимопонимания с военруком все равно не достичь. Тельняшки были слабым утешением. Какой в них смысл, если сине-белые полоски все равно скроет глухой стоячий воротник?

Разочарованная делегация отправилась восвояси, а упрямый Димка на всякий случай решил поискать другие возможности заявить претензию. Заглянув в знакомую дверь, где раньше заседала приемная комиссия, он поспешил ее поплотнее захлопнуть. Там сидел директор. Директор посмотрел на него так, что Димка предпочел в переговоры с ним не вступать. Зато в соседнем кабинете его ждала неожиданная приятная встреча. В широкоплечем рыжем моряке Майдан узнал старого знакомого.

— Здорово, Женя! И ты здесь? — завопил Димка, распахнув дверь настежь.

— Здесь, — согласился моряк. — Но теперь не Женя.

— Как не Женя? — удивился Димка и вошел в кабинет. — Как не Женя? Скажешь, не ты меня учил в волейбол? И еще танцевать. «Яблочко»?

Разве он мог забыть рыжего курсанта, которого все его товарищи звали Женькой. Майдан познакомился с ним в клубе военно-политического училища, где тетя Клаша работала нянечкой. Курсант рассказывал Димке про Тихоокеанский флот и совсем не обижался, когда его звали просто по имени. Правда, сейчас его широкие плечи стягивал синий китель, на руках золотились нашивки: две шириной с палец, а верхняя совсем узенькая. Между нашивками и внутри венчающих их звездочек алели комиссарские выпушки, такие же огненные, как и шевелюра. Но это был точно Женя. Димка Майдан очень обрадовался. Вот кто наверняка его поймет.

— Ты мне голову не морочь! — рассердился моряк, выложив руки с шевронами на стол, и повторил: — Не Женя, а товарищ старший политрук! Ясно?

Майдан сразу скис, сказал «ясно» и попятился к двери.

— Ничего тебе не ясно, — усмехнулся старший политрук. — Значит, здесь учишься. Молодец! Будем вместе служить.

Но Димку эта перспектива уже не устраивала. Как меняются люди? Таким был хорошим парнем, и вот что из него получилось!

— Погоди! — снова рассердился старший политрук. — Куда бежишь? Я разговор не окончил.

«Бывший Женя» взял у Димки газету и не отпустил до тех пор, пока не вытянул у него все подробности, начиная от возможной дразнилки «морские поварята», то есть «коки», до категорического ответа капитана третьего ранга Радько.

Майдан совсем потерял разговорчивость. Он больше ни на что не надеялся и отвечал «бывшему Жене» только для того, чтобы побыстрее от него отделаться. Мог ли Димка предполагать, что так разочаровавшая его встреча будет иметь удивительные последствия?

Политический руководитель спецшколы пошел с Димкиной газетой к Радько и сразу же приступил к делу:

— Напортачили с обмундированием, нагородили черт знает что! Порочный принцип — лишь бы не походила на взрослую.