Кирилл Голованов - Матросы Наркомпроса

Окончив читать, Смоленский посмотрел на замершего Аркашку, улыбнулся и сказал, что, по всей вероятности, он был не прав:

— Время сейчас такое, что нужно быть не торговыми, а именно военными моряками. Вы правильно решили, мальчишки. Только вот не знаю, успеете ли ими стать?

— Конечно, успеем, — заверил его Аркашка.

Борис Смоленский и его стихи понравились Димке Майдану. По дороге домой в его ушах продолжал звучать глуховатый голос поэта:

Гасилов приставал к Майдану с вопросами и мешал думать.

— Ну как? Убедился, какой он настоящий моряк?

Весь вечер Аркашка гордился перед ним своим знаменитым поэтом. В гостях у Смоленского Димка еще терпел.

— Насчет моряка еще не знаю, — сказал Майдан и назло Гасилову процитировал две сомнительные строчки из поэмы: «К повороту! Поворот! Штурвал не берет!»

Билли Бонс объяснял, что на линкорах штурвалов нет, а команду «к повороту!» дают только на парусных кораблях.

— Каждому ясно — на линкорах электроприводы рулевой машины, — показал Гасилов свою эрудицию. — Но здесь просто стихи.

— Морские стихи, — уточнил Димка. — В них все должно быть правильным.

Гасилов обиделся едва ли не до слез.

— Не огорчайся, — пожалел его Майдан. — Мне только сейчас пришло это в голову. В следующий раз мы попросим Бориса исправить ошибку.

Майдан надеялся на встречу со Смоленским, в которой должны были принять участие Раймонд Тырва и Жанна Донченко. Аркашка идею одобрил. Он только был против приглашения Бархатова.

— Бархатов откажется сам, — заверил его Димка. — Он без лычек к Жанне не пойдет.

Ни тот, ни другой «спец» не могли представить, что следующего раза уже не будет. Бориса Смоленского тоже заинтересовал слух о судьбе купленного у немцев крейсера, и он начал наводить справки через знакомых «торгашей». Оказалось, Димка Майдан опять не ошибся. В спецшколе это стало всем ясно после удивительного доклада о международном положении, который взорвал умы и нарушил покой.

Доклад прочитал командир из военно-морского училища. Его привел старший политрук Петровский. Убедительные факты свидетельствовали, что дела на Земле идут как-то не так, а фашисты, несмотря на пакт о ненападении и прочее, безусловно, оставались фашистами. Докладчик доверительно рассказал, как во время освобождения Западной Белоруссии наши дивизии столкнулись с их подлой попыткой продвинуться дальше на восток. Произошел жестокий бой. Обе стороны делали вид, что совсем не ведают, в кого стреляют из пушек и пулеметов. Потом, конечно, принесли взаимные извинения, но захватчики не продвинулись ни на шаг. Здесь все было правильно.

И еще командир намекал о недоразумениях в торговле, об обманах, о срывах поставок. Несколько дней назад им отплатили за это, и торговые корабли, присланные в Ленинградский порт за нашим хлебом, ушли обратно порожняком. Так им, буржуям, и надо. А как же тогда торговое соглашение? И почему газеты молчат? Неужели в редакциях ничего не знают?

Докладчика окружили плотным кольцом, его спрашивали, зачем демонстрируют о них кинохронику, и многое другое. Но командир от комментариев уклонился. Он сказал, что сообщил все возможное, и лишь посоветовал лучше учиться и хорошо оборудовать школьное бомбоубежище.

Учителя стояли в сторонке, встревоженные и недоумевающие. Потом на педагогическом совете по итогам третьей четверти впервые за много месяцев взял слово биолог Артяев. Он обрушился на старшего политрука.

— Политически вредный доклад дезориентировал не только учеников, но и некоторых преподавателей, — заявил Василий Игнатьевич. — Он вызвал в специальной школе паникерские настроения.

— Будущие военные говорят о войне, — пожал плечами Радько. — Это естественно.

— Ученики рассуждают о возможности войны с Германией, — возмущенно уточнил бывший «доцент».

— Разве фашисты стали другими? — вмешался старший политрук.

— У нас пакт о ненападении. Международные акты следует уважать, — сказал Сергей Петрович Уфимцев.

— Обязательства подразумевают взаимность, — снова возразил Радько. — А факты упрямая вещь.

Страсти утихомирились только после справки старшего политрука, что содержание доклада одобрено политотделом.

— Надо предупредить учеников, — решил директор, — что доклад предназначен для военных. Думаю, что не следует распространять его содержание среди гражданского населения, чтобы не вызвать нежелательных эксцессов.

Выполнить такое распоряжение было нелегко, но Радько с Петровским не возражали директору спецшколы. Стоит ли спорить, раз газеты не допускали и намека на подобный поворот событий. А по линии райисполкома к ним поступило только распоряжение очистить подвалы для бомбоубежища.

Итоги третьей четверти были хорошими. Спецшкола добилась стопроцентной успеваемости. Двенадцать слабых учеников отсеялись еще в первом полугодии. Остальные занимались с увлечением и полной отдачей.

Теперь в гороно школу ставили в пример. Однако завуч Полиэктов считал, что использованы далеко не все возможности для дальнейшего повышения успеваемости. Например, ученик Бархатов из двенадцати четвертных оценок имеет восемь «отлично», две «хорошо» и столько же «посредственно» по физике и геометрии. Разве можно допускать такое?

— Бархатову надо больше заниматься, а не искать обходных путей, — объяснил с места Павел Феофанович Дормидонтов.

Мария Яковлевна Беккер посмотрела на него с укоризной, а директор нахмурился и холодно заметил, что обсуждение доклада еще не начиналось.

Завуч высказался в том смысле, что итоговые оценки должны учитывать уровень знаний и по другим предметам. Резкий «разброс» отметок, особенно у преподавателей Дормидонтова, Марусенко, Святогорова, снижает общие показатели в соцсоревновании.

— Кому нужно такое соревнование? — с досадой заявил Петровский.

Директор вскинул на него глаза, но на этот раз промолчал.

— Скажу от имени «гнилых либералов», — ехидно прошелестел Михаил Тихонович Святогоров. — Знания Бархатова оценены объективно.

— Между п'очим, земские учителя, вечная им память, — поддержал математика командир роты Оль, — никогда не завышали отметок. И правильно делали.

Радько улыбнулся и заметил, что здесь, по его мнению, как раз заключено главное достижение педагогического коллектива: оценка знаний учеников стала также и мерой воспитания, формирующей их характер.