Кирилл Голованов - Матросы Наркомпроса

Ученики зашевелились в строю. Кто-то выкрикнул: — Где же еще стирать?

Старший политрук подошел ближе к директору и заметил, что тот излишне возбужден. Надо было как-то выходить из положения.

— Давайте поздороваемся с директором, — скомандовал старший политрук, и строй дружно отозвался: «Здрасс!» — А теперь покажем вольные упражнения! — распоряжался Петровский.

Уфимцев обомлел, но спорить не стал. Вскоре он убедился, что подготовка к физкультурному параду продвигается вполне успешно.

В штабе старший политрук объяснил директору, что его претензии следует адресовать не к ученикам. Упустили из виду оборудование прачечной, сушилки. До сего времени из Ленинграда не прибыла флотилия шлюпок для обучения гребле и управлению под парусами. Что же касается тротила, то здесь, он согласен, проморгали. Виновники будут наказаны. Оказалось, взрывчатое вещество добыли из расколотого снаряда. Но без детонатора тротил особой опасности не представлял. На педагогическом совете лагеря уже продуманы меры по организации коллективного отдыха учеников. Так что подобных происшествий больше не будет…

— Вольные упражнения понравились, — смягчился Сергей Петрович.

Самое тяжелое в лагере — это ночная вахта. Совсем не из-за комаров, которые эскадрильями вьются над головой, выжидая удобного момента для пикирования. Хуже всего тишина. Димка Майдан улавливал бормотание и глубокие вздохи, доносящиеся из палаток, затем скрип песка под ногами у Билли Бонса, который возвращался к штабному домику с поздней прогулки.

Время заснуло. Стрелки единственных во втором взводе часов, которые с благословения их хозяина Генки Коврова уже вторую неделю дежурили под грибком, совсем не двигались, и Димке чудилось, что часы испортились. Но они тикали неторопливо, как будто тоже дремали.

Безмятежно мерцала Ладога. Казалось, что солнце вовсе не зашло, а слегка погрузилось в пучины озера.

И спокойная, без морщинки, вода светилась изнутри, как в плавательном бассейне. На высоких берегах острова в неподвижном воздухе белой ночи горделиво золотились сосны. Димкины скулы раздирала зевота. Так скучно было торчать здесь одному и думать разные разности, лишь бы не закрывались глаза. Лека Бархатов на днях не выдержал, и тогда весь лагерь всполошили грозные слова:

— Вы на вахте не стоял! Вы спал!

Кто разбудил Леку, можно было не спрашивать. Только один старший политрук никак не мог согласовать личные местоимения множественного числа с соответствующим глаголом. Он попросту заменял «ты» на «вы», считая это достаточно вежливым обращением к ученикам.

Фраза Петровского немедленно стала крылатой. Бархатова дразнили все, кто мог, хотя старший политрук, кроме того, прописал виновнику многократное бодрствование и рекомендовал воздержаться от приема Леки в комсомол.

Михаил Тихонович при обсуждении кандидатуры Бархатова тоже высказался против. Лека обиделся и лишний раз доказал свою незрелость заявлением, что с ним будто бы «сводят счеты».

«Неужели Лека не понимает, — удивлялся Майдан, — что ему рано вступать в комсомол». Даже Генке Коврову припомнили на комитете кипячение робы в чайнике, лишение формы за курение и тоже не приняли. А Генка настоящий товарищ и Бархатову не чета.

Димка поежился, хотя было совсем тепло, походил вдоль лагерной линейки, чтобы разогнать дремоту. Молодая сосна за казармой вдруг дрогнула и потянулась вверх. Она росла на глазах. Димка испугался, что это во сне, и щипнул себя за бок. Наваждение, однако, не проходило.

— Конвекция воздуха, — догадался Майдан. — Обыкновенное физическое явление. Можно было бы сразу сообразить.

На комитете обсуждалось и Димкино заявление в комсомол. Димка волновался, и не без основания. Он посматривал на командира роты, который тоже присутствовал на заседании. Многие считали, что кандидатуру Майдана тоже отведут, и советовали пока не подавать заявление. Димка советов не принял, ему очень хотелось в комсомол. Обернулось все неожиданно хорошо. Михаил Тихонович вдруг заявил, что, по его мнению, ученик Майдан достоин вполне. Он решителен, смел и, попав в беду, сначала выручает товарищей.

— Имеется в виду клич «Полунд'а!»? — иронически спросил Оль.

Димка покраснел, а члены комитета заулыбались. Всем было ясно, что события минувшего воскресенья на комитете всплывут обязательно.

— Нет, — возразил Святогоров. — Эпизод, о котором идет речь, произошел на полчаса раньше.

Значит, Михаил Тихонович все знал о вагонетке. Но командир взвода не стал излагать подробности, а члены комитета комсомола вопросов не задавали. Они были и так в курсе дела.

— Есть предложение принять! — нерешительно сказал Антон Донченко, покосившись на командира роты. Тот промолчал, и Майдан прошел единогласно. Из этого следовало, что учителя расценивали Димкин поступок так же, как и все ребята. Никто не сказал больше ни слова.

— Насчет «полундры» я первый предупредил, — самолюбиво заметил Бархатов, когда сенсация обсуждалась в узком кругу информированных лиц из второго взвода.

— Полундра полундре рознь, — заметил Тырва. — Ты ведь как будто первым соскочил с вагонетки, так и молчи. Но откуда командир взвода обо всем знает?

— Откуда, откуда? — сварливо отозвался Ковров. — Очень просто. Гасилов при мне проболтался.

— Я фамилии не говорил, — оправдывался Аркашка.

— Как будто у нас не один Димка, — резонно возразил Раймонд.

— Командир взвода обещал, что ничего не будет, — обиделся Гасилов. — Никому нельзя верить.

— Наоборот, можно верить, — неожиданно сказал Тырва. — Неужели не ясно, что сегодня ты тоже рекомендовал Димку в комсомол?

Неслыханный случай требовалось обмозговать.

О Бархатове все как-то забыли. Он постоял, постоял и ушел. Обсуждать геройский поступок Майдана и его последствия Лека не имел никакого желания. Еще неизвестно, успел бы Димка столкнуть Гасилова с вагонетки, если б не Лека.

Над Ладогой уже розовела заря. Остров наполнился беспечным гомоном птиц. Только чайки, алые в первых лучах солнца, бродили и ссорились на каменистом пляже. По непонятной ассоциации Димка вспомнил вдруг рыжего кота тети Клаши. Стоило пощекотать ему пушистую шерсть, как он блаженно щурил нахальные вороватые зенки и начинал тарахтеть с придыханиями, выпуская и убирая когти в такт песенке: «Трры-арр…трры-арр…» Такие же звуки опускались сверху, как будто мурлыкающий Васька и в самом деле подстерегал птиц на сосновых ветках.

Димка задрал голову.

Над Валаамом в бездонной голубизне плыл странный самолет. Подобно морскому катамарану, два его осиных фюзеляжа соединялись угловатыми крыльями и поперечиной хвостового оперения, а пропеллеры завывали зловеще. Поблескивая плоскостями, странный аэроплан купался в безбрежном небе. Майдану идиотская конструкция не понравилась. Он никак не мог понять, где на такой этажерке размещается пилот.