Журнал современник - Журнал Наш Современник 2009 #2

- И вы утверждаете, что Щербинин пел "в Андреевку", а не "в Америку"?

- Так точно! "В Андреевку"! - подтвердил я, фиксируя взглядом все ту же точку над его переносицей.

Он некоторое время в молчании, озадаченно или настороженно рассматривал меня - я ни на секунду не отвел глаз от его лба, - а затем спросил:

- Вы, Федотов, ответственность за дачу ложных показаний осознаете?

- Так точно!

- Не уверен, - усомнился он и раздумчиво повторил. - Не уверен… Мне доподлинно известно, что Щербинин пел "в Америку", и свидетели это подтверждают, а вы заявляете "в Андреевку". С какой целью?

Насчет "свидетели подтверждают" я не сомневался, что он берет меня на пушку, я знал, что все восемь офицеров должны показать одинаково - "в Андреевку", - но следователь об этом не подозревал, и в душе у меня появилось чувство превосходства над ним.

- Вы последствия для себя такого лжесвидетельства представляете?… - продолжал он. - В лучшем случае вас сразу же уволят, выкинут из армии. Подумайте, Федотов, хорошенько - вам жить… О себе подумайте, о своей старенькой бабушке, о том, кто ей будет помогать… Образования у вас… - он посмотрел в лежавшие перед ним бумаги, - восемь классов, специальностью, профессией до войны не обзавелись, вы же на гражданке девятый хрен без соли доедать будете, а уж о бабушке и говорить нечего… Подумайте хорошенько, Федотов, трижды подумайте…

Он понял, что бабушка самый близкий и самый родной мне человек, уловил, сколь она мне дорога, и бил меня, что называется, ниже пояса… Но я этого не ощущал, я не боялся ни его самого, ни последствий, о которых

он меня предупреждал - я не сомневался, что их и быть не может, поскольку им, как и следователю, противостояло неодолимое единство офицерского товарищества.

Когда он предложил мне хорошенько подумать, я опустил глаза и, глядя на его коричневые трофейные унты, изобразил на своем лице напряженную работу мысли; с каждой минутой я все более презирал этого "чернильного хмыря", как называл следователей и военных дознавателей старик Арнаутов, и желание у меня было одно - скорее бы все это кончилось! Но допрос продолжался, он разговаривал со мной еще не менее часа, и походило все это на сказку про белого бычка.

После некоторого молчания он снова спрашивал, как пел Щербинин: "в Америку" или "в Андреевку", и я убежденно повторял: "в Андреевку". И при этом преданно смотрел ему в центр лба, пальца на два выше переносицы, и тогда он опять осведомлялся, сознаю ли я ответственность за дачу ложных показаний, и я вновь заверял, что сознаю, а он снова спрашивал, представляю ли я себе последствия лжесвидетельства, а я твердо заявлял, что представляю, и тогда он в который раз предлагал мне хорошенько подумать. Опустив глаза, я демонстративно и упорно рассматривал его новенькие меховые унты и изображал на своем лице сосредоточенное мышление - так повторялось три или четыре раза, после чего он огорченно заметил:

- По кругу мы идем, Федотов, по кругу!

- А как же еще идти? - изображая непонимание, вроде бы удивился я. - Вы же сами сказали, что я должен говорить правду и только правду… Зачем же я буду говорить то, чего не было?…

- Было, Федотов, было! - вздохнул он, сдерживая приступ зевоты, отчего у него задрожали сжатые челюсти. - Только, к сожалению, вы, советский офицер и к тому же комсомолец, не желаете помочь советскому государству в установлении истины! Тем хуже для вас… Но я не теряю надежды, что на суде вы скажете правду… У вас есть время подумать! Я надеюсь, что вы наш, советский человек, и делом докажете это…

А через три дня я был вызван в большую утепленную палатку, где заседал прибывший из штаба управления бригады военный трибунал.

- Подождите, капитан юстиции, - недовольно сказал зампострой подполковник Степугин, по прозвищу "Кувалда", прокурору бригады Пантелееву.

"Капитан юстиции" он произнес с величайшим презрением, словно по смыслу это означало: "капитан ассенизации" или "капитан спекуляции".

- Попрошу меня не перебивать! Я боевой офицер, гвардии подполковник, а не попка и не хер собачий! Сейчас свидетель доложит мне не меньше, чем вам!… Скажи, Федотов, как на духу, что пел Щербинин? Припомни точно: куда намылилась старуха - в Андреевку или в Америку? Как на духу! Что она говорила деду?

- "Я в Андреевку поеду"! - доложил я, глядя на звездочку над козырьком фуражки подполковника и радуясь в душе тому, как он отбрил прокурора бригады.

- Это точно? Как на духу?

- Так точно! - вытянув руки по швам, выкрикнул я и повторил по слогам: - В Ан-дре-ев-ку!

- Это сговор! - негромко, но убежденно сказал прокурор председателю трибунала. - Явный сговор!

Он посмотрел в бумаги, лежавшие перед ним на тумбочке, и, усмехаясь, спросил:

- У меня вопрос к свидетелю и трибуналу: как это так, что в нашу советскую деревню Андреевку - и нет дороги?

- Обычное бездорожье, - напористо продолжал Степугин.

- Товарищ подполковник, - обратился к нему председатель трибунала.

- Я уже четвертый год подполковник! - перебил его Степугин. -

И хочу сказать прокурору, что он всю войну просидел в тылу, во Владивостоке, ходил по тротуарам и мостовой, а мы в это время всласть, досыта на… с бездорожьем (он употребил крепкий глагол) на Западном и на Калининском фронтах, да и на Украине в сорок четвертом! Грязи по колено! И вся техника засела! И не только в Андреевку - в тысячи наших деревень не было и нет дорог! К тому же, может, она намылилась в самую распутицу? Может, у нее там были внуки? - предположил он.

- Товарищ подполковник, - опять вступился председатель. - На вопрос прокурора относительно дороги все-таки пусть ответит свидетель.

Он посмотрел на меня:

- Давайте, Федотов!

- Старуха намылилась в Андреевку, - твердо произнес я. - Возможно, у нее там остались внуки. Почему действительно там не было дороги, я точно не знаю, об этом и в частушке ничего не сказано. Может, действительно, это было в самую распутицу. Но ни в какую Америку малограмотная старуха и не собиралась, она даже и не знает, где она находится, - повторил я за подполковником.

- Это сговор! - убежденно сказал прокурор. - И котенку слепому ясно, что это сговор и все шито белыми нитками!

- Прошу занести показания свидетеля в протокол, - продолжал подполковник. - В Андреевку! Никаких Америк там не было! Записывай! - приказал он лейтенанту-секретарю.

- Еще вопросы к свидетелю Федотову есть? - спросил председатель трибунала.

- Павел Семенович, это сговор! - не повышая голоса, упрямо повторил прокурор председателю трибунала, но тот снова промолчал.

- Перед нами не только расследование поступка старшего лейтенанта Щербинина, перед нами - организованная антисоветская группа, которую так рьяно защищает и покрывает подполковник, и потому я настаиваю на необходимости дополнительного и более тщательного дознания.