Варткес Тевекелян - Гранит не плавится

Легковая машина, подпрыгивая на буграх, промчалась на большой скорости мимо нас и исчезла в овраге. Нам тоже нужно было отходить — каждую минуту на дороге могли появиться немцы.

Замаренов взвалил Сажина на спину и пополз по направлению к оврагу. Я подождал ещё немного, осмотрел дорогу и последовал за ним.

Добрались до своих. В машине оказалось два немецких офицера: пожилой полковник в пенсне, с крестом на шее, и его адъютант, молодой, краснощёкий обер-лейтенант. Они лежали на траве связанные. У лейтенанта лицо было окровавлено. Шофёр умер.

Левин протянул мне туго набитый портфель и сказал:

— Попалась, кажется, крупная птица!.. Полковник Шмит — начальник штаба дивизии, а в портфеле важные оперативные документы и карты.

Сажин застонал.

— Сука, загубил такого парня! — Шумаков в сердцах пнул ногой обер-лейтенанта.

В багажнике машины оказалась еда: консервы, жареная курица, ветчина, хлеб, несколько бутылок вина и французский коньяк. В большом термосе — сладкий чай.

Продукты пришлись нам кстати: мы с утра ничего не ели, да и вообще, кроме нескольких сухарей, у нас ничего не оставалось. Раскупорили коньяк, сделали по глотку, поужинали и стали собираться идти к нашей стоянке.

— Как хотите, а я таскать этого подлеца не намерен, — сказал Шумаков, показывая на обер-лейтенанта. — Хватит с нас одного полковника!..

Я кивнул головой в знак согласия и отвернулся…

Обер-лейтенанта и шофёра закопали, прихватили остаток продуктов, оружие и пустились в путь. Шли медленно, полуживого Сажина несли по очереди.

Переводить документы и передавать их содержание в штаб по радио было нецелесообразно. Тем более что живой полковник был у нас в руках. Главное сейчас — доставить его к нам живым и невредимым.

Я приказал Замаренову передать в штаб: захватили полковника и портфель с документами, просим разрешения вернуться обратно. Получили согласие.

В эту ночь перейти линию фронта не удалось. Когда мы подошли к передовым, уже рассветало. Пришлось отойти, залечь в кустарнике, замаскироваться.

Провели тревожный день. До кустов, где мы спрятались, то и дело доносился топот солдатских сапог, немецкая речь. Должно быть, недалеко проходила тропинка, которую в предутренней мгле мы не заметили. Наше положение было тем более опасным, что Сажин, не переставая, стонал, да и полковник мог закричать каждую минуту. Правда, рядом с ним лежал Агафонов, держа наготове финский нож, и Левин предупредил полковника, что он будет убит, если даже пошевелится. Но где гарантия, что Шмит не рискнёт?

Всё обошлось: немцы не услышали стонов Сажина, а Шмит не закричал. Мы дождались полночи и поползли к передовым.

Я передал портфель Шумакову, приказал ему ползти впереди, во что бы то ни стало добраться до наших и вручить документы майору Титову в собственные руки.

— Не оглядывайся, не обращай на нас внимания, проберись любой ценой! — прошептал я ему на ухо.

Шумаков понимающе кивнул головой и растворился в темноте. Место ведущего занял Костенко, за ним полз Агафонов, толкая перед собой связанного полковника Шмита. Замаренов и Левин тащили на плащ-палатке Сажина. Я двигался последним, чтобы в случае надобности прикрыть отход группы.

Никем не замеченные спустились к нейтральной зоне. Здесь было светло как днём, — немцы, не переставая, пускали осветительные ракеты и прочёсывали узкую ничейную полосу перекрёстным пулемётным и миномётным огнём. Казалось невозможным пробраться живыми сквозь огневую завесу. Возвращаться обратно было ещё хуже, — мы непременно попали бы в лапы к фашистам. Оставалось одно — рискнуть. Это, кажется, поняли все. Костенко быстро пополз вперёд, за ним остальные. Шумакова не было видно.

Неожиданно с нашей стороны открыли ураганный огонь по немцам. Должно быть, Шумаков добрался до своих и сообщил командованию о нашем положении. Ещё несколько минут — и мы у своих окопов. Чьи-то сильные руки схватили меня и потащили вниз, в траншею.

— Как остальные? — спросил я, с трудом переводя дух.

Титов обнял меня, крепко поцеловал.

— Молодцы, задание выполнили отлично! От имени командования объявляю вам благодарность.

— Служу Советскому Союзу! — ответил я.

На дне глубокой траншеи лежал бездыханный Сажин — он умер по дороге. Санитарка перевязывала раненного в ногу Агафонова. Костенко, Замаренов и Левин, полулёжа, жадно затягивались табачным дымом. Полковника Шмита не было — его уже увезли.

Ко мне подошёл Шумаков и молча пожал мою руку.

— А теперь айда ко мне в штаб! — приказал Титов. — Ты как, Агафонов, пойдёшь с нами или отправить тебя в санбат?

— С вами, товарищ майор! — Агафонов попытался встать, но это ему не удалось.

— Э-э, брат! Придётся тебе малость полежать в санбате! — И Титов приказал лейтенанту отправить Агафонова в санбат.

У себя в хате начальник разведотдела полка накормил нас. Он велел ординарцу подать всё, что есть у него съедобного. На столе появились свиная тушёнка с картофелем, консервы, колбаса, водка.

— Ешьте, ребята, не стесняйтесь! — приговаривал Титов и сам подливал нам водку. А мы, голодные, и без того уплетали за обе щеки.

Утром, после долгой беседы, Титов объявил, что нам всем предоставляется шестидневный отдых.

— Поедете в Лунную долину, — есть тут недалеко такое сказочное место!.. Отдохнёте, приведёте себя в порядок, — сказал он.

Впятером, на попутной автомашине, мы поехали километров за сорок, в тыл. На перекрёстке двух дорог шофёр остановил машину и объяснил нам, как добраться до дома отдыха «Лунная долина».

После часа ходьбы вышли к утопающей в полевых цветах широкой долине. На невысоком холме, за деревьями, увидели каким-то чудом уцелевшее белое здание.

В доме отдыха нас приняли как дорогих гостей. Дали чистое бельё, пижамы, посоветовали принять душ, побриться и постричься. После всех этих приятных процедур повели в столовую.

Столы накрыты белыми скатертями, на них — салфетки, тарелки, вилки, ножи. На завтрак подали свежие булочки, сливочное масло, салат, какао. Даже не верилось, что поблизости от фронта может быть такое!..

И комната наша оказалась чудесной: мягкие постели, чистое бельё. Словом, всё как в сказке!

Позже мы узнали, что эту сказку сделал былью генерал, командир корпуса. По его приказу интенданты подыскали в ближайшем тылу подходящее помещение и во время недолгого затишья на фронте развернули дом отдыха. В него направляли офицеров и солдат после выполнения особо трудных заданий и тех, у кого по тем или иным причинам начинали сдавать нервы. На фронте бывает такое: самый храбрый, самый выдержанный вдруг начинает дурить, — в шутку это называют «фронтовой лихорадкой»…

Короткая передышка! Как много значит она для фронтовика!