Варткес Тевекелян - Гранит не плавится

— Мне бы хоть пару ботинок, ходить больно, — я показал на свои ноги.

— Дадим тебе настоящие английские ботинки, им сносу нет. Итак, рассказывай.

— О чём, господин офицер?

— Кто вас подослал, с какой целью?

— Я же говорил, мы сами по себе.

— Врёшь!

— Зачем мне врать? Нас никто не предупредил, что сюда нельзя…

— Что ж, раз вы не цените хорошего отношения, чёрт с вами! Отправим в контрразведку, там заговорите, голубчики, заставят, — офицер повернулся и вышел.

Мы с Телёнком переглянулись: первая гроза миновала. Когда совсем стемнело, к нам в землянку вошёл солдат. Он молча зажёг коптилку, поставил на стол два котелка с дымящимися щами, положил большой кусок хлеба и ложки.

— Вот это жизнь! — воскликнул Телёнок. — Как в ресторане, — шамовку доставать не нужно, сами подают! — Он потянул к себе котелок и с жадностью стал хлебать щи.

Мне есть не хотелось. В голову лезли мрачные мысли. Завтра ночью наши придут в назначенное место, будут ждать меня. Не дождавшись, вернутся обратно. Потеряв связь со своими, я надолго застряну у белых. Комиссар решит: «Подвёл нас Ваня, не сумел выполнить задание!..» Убежать? По дороге в контрразведку убегу, решил я. А там будь что будет!.. Голос Телёнка вывел меня из этих размышлений.

— Ты поешь и не бойся! Выкрутимся, вот увидишь…

Я заставил себя проглотить несколько ложек щей и лёг на земляной пол. Телёнок растянулся рядом.

— Оно конечно, хорошо жить на готовых харчах, но страсть как не люблю сидеть взаперти!.. У старухи на что лафа была, и то не выдержал, — говорил он задумчиво. — А однажды со второго этажа сиганул. Дело было в Грозном, — облавку устроили, ну и посадили нас, беспризорников, в участок. День сидим, второй сидим — тоска заела. Мы с корешом залезли на окно и со второго этажа — р-раз! И — ходу! Ногу малость повредил. Месяц целый хромал — ничего, обошлось…

Лёжа рядом, мы тихо разговаривали. Телёнок рассказывал про своё детство, как жил у самого моря, помогал отцу рыбачить. Потом отца забрали на войну…

— Мамка пошла раз со стариками сети тянуть, простудилась, слегла и через три дня померла. Взяла меня к себе тётка, мамкина сестра, злющая-презлющая, каждым куском попрекала, дармоедом называла. Рассердился я, ушёл от неё. Про папку ничего не знаю, — пропал он у нас ещё в первый год войны, не пишет. Может, в плен попал, вернётся ещё. — Телёнок вздохнул и умолк.

Незаметно заснули, прижавшись друг к другу. Утром солдат вывел нас на прогулку, дал воды умыться, принёс еду и опять оставил одних. Меня охватило уныние. Лучше бы уж повели в контрразведку, — может, по дороге удалось бы убежать…

После обеда в землянку вошёл новый офицер. Он был молод, высокого роста, в очках. По двум золотым пушкам на его погонах я догадался, что это и есть тот самый поручик Никольский, про которого спрашивал полковник.

— Здравствуйте, орлы! — весело поздоровался он с нами и сел на табуретку. — Как отдохнули?

— Ничего… — Телёнок поднялся с земли. Офицер достал из серебряного портсигара папиросу, закурил.

— Давно пожаловали в наши края?

— Вчера… На хуторе помогали кукурузу убирать, за это нас кормили. Работа кончилась — прогнали. Решили добыть на дорогу хлеба — и обратно в город, — уверенно говорил Телёнок.

— Чем же думаете в городе промышлять?

— Известное дело, чем бог пошлёт…

— Воровать, значит?

— Зачем воровать? Мы этим не занимаемся. Где дадут…

Офицер со смехом перебил Телёнка:

— Где и сами возьмём!

— Бывает… Не с голоду же подыхать…

— Всё ясно! Блохин, накормите пацанов, дайте им буханку хлеба и отпустите на все четыре стороны, — обратился поручик к солдату с нашивками.

— Приказано отправить их в штаб и сдать контрразведке, — ответил тот.

— Выполняйте мой приказ! Они и без того достаточно намытарились. Нашему полковнику везде шпионы да лазутчики мерещатся. По-моему, он не доверяет даже собственной жене. — Офицер встал. — Поешьте и поскорее убирайтесь, иначе нарвётесь на неприятности…

Я ликовал в душе — не ждал, что так легко отделаемся!

И вот мы снова шли полем. Я всё думал, как бы уйти от Телёнка, не вызывая подозрений. Он оказался догадливее, чем я предполагал.

— Когда ты попросил у офицера ботинки, я хотел дать тебе по морде, — вдруг заговорил он.

— За что?

— Думал, продажный ты, сболтнёшь лишнее…

— Что же, по-твоему, я мог сболтнуть? У меня ведь секретов никаких нет!

— Ладно, это не моё дело… Как мы решим: пойдёшь со мной или останешься?

— Не знаю…

— Хочешь, иди своей дорогой. Я братве скажу, что тебя задержали.

— Пожалуй, так будет лучше…

— Ну, будь здоров! Желаю тебе хорошей фортуны…

— Спасибо, Миша! Ты настоящий парень, мы с тобой ещё встретимся!

— Может, и встретимся. — Телёнок достал из сумки буханку, отломил большой кусок, протянул мне и, не сказав больше ни слова и не оглядываясь, зашагал к своими.

Мне стало жаль его. Парню снова предстояло скитаться по белу свету в поисках куска хлеба. Что-то ждёт его? Скажи я ему слово, и он с готовностью пошёл бы к нам, — я в этом был почти убеждён. Но в данных обстоятельствах «почти» было мало. В тот день я колебался, но потом на опыте убедился, что поступил правильно. Разведчику нельзя давать волю чувствам, иначе он погубит себя и провалит дело. Враги ведь тоже не простачки!

Долго размышлять было некогда: нужно было спрятаться и дождаться ночи. Недолго думая, забрался в стог сена, замаскировался и вскоре заснул. Проснулся от страшного зуда — блохи! Высунул голову и ахнул: на небе уже мерцали звёзды.

Вылез из своего тайника и пошёл к Верблюжьей горе. Примерно через час был на месте. Залёг между скал, затаился.

Время тянулось нестерпимо медленно, и, чтобы хоть чем-нибудь занять себя, я стал спрягать сложные французские глаголы. Вспомнил маму, наш чистенький домик, свою кровать за ширмой, этажерку с книгами. Сейчас всё это казалось далёким сном…

Небо затянуло облаками, поднялся ветер, луна скрылась. Это хорошо, — в темноте нам легче будет добраться до своих.

Наконец раздался троекратный крик совы и еле уловимый шорох. От радости у меня сильнее забилось сердце. Наши!..

— Ванюша, ты здесь? — От неожиданности я вздрогнул. Рядом со мной лежал разведчик, парень с длинным чубом.

— Здесь! Я давно вас дожидаюсь.

— Пошли!..

На этот раз их было двое.

Минут сорок, может быть час, мы ползли никем не замеченные. В ту войну не было осветительных ракет, а о мощных прожекторах и понятия не имели. Добрались до «ничейной» земли и вздохнули, — отсюда до наших окопов рукой подать, метров пятьдесят, не больше. Вдруг выглянула луна, стало светло как днём. Произошло это так неожиданно, что мы инстинктивно прижались к земле, замерли. Положение наше осложнялось ещё тем, что кругом не было ни кустов, ни ям — всё как на ладони. Наблюдатели белых, если, конечно, они не спали, легко заметили бы нас.