Галина Николаева - Жатва

Она ехала новой дорогой, пересекавшей лесной массив и в три раза сократившей расстояние между Угренеми МТС.

«Вот она, наша дорога к нашему с Андрейкой семейному благополучию, — невольно улыбнувшись самой себе подумала Валентина. — Трудности казались неразрешимыми, а пришла новая МТС, проложила новые дороги, и все оказалось так просто, словно кто-то за нас все сделал. Теперь от дома до МТС пятьдесят минут езды. Это столько, сколько многие москвичи тратят, чтобы попасть из дому на работу. По какому удивительному закону мы живем! Когда стараешься что-нибудь хорошее сделать для других, это хорошее непременно обернется на тебя».

Глядя на клейкие листочки, проклюнувшиеся на черных ветках, она думала: «Нам бы теперь только маленького, и не одного, а двух-трех. И чтобы все были похожи на Андрейку. Чтобы рядом со мной был Андрейка взрослый, еще Андрейка совсем крохотный, еще Андрейка побольше и еще Андрейка совсем большой, совсем похожий на настоящего». Она тихо засмеялась, и шофер, обернувшись к ней, спросил:

— Чему это вы, Валентина Алексеевна?

— Так просто. Хорошо, Ваня. Какая весна!

Еще малолюдны были поля, но гуденье тракторов, отчетливое в утренней тишине, доносилось отовсюду. Неторопливые агрегаты возникали то с одной, то с другой стороны дороги. На пятом поле Валентина увидела остановившийся трактор, около которого возились Настасья, Евфросинья и еще кто-то. Валентина выскочила из машины и побежала к ним.

— Что у вас? Поломка? Простой? Настасья спокойно ответила ей:

— Зачем поломка? Час технического ухода.

Евфросинья сидела на корточках и смотрела на Настасью с искренним и доверчивым выражением. Как правило, она не признавала ничьих авторитетов и на всех поглядывала свысока, но если уж человеку удавалось завоевать ее признание, то она являла чудеса послушания, кротости и преданности.

Настя была в числе немногих признанных и не могла нахвалиться дисциплиной, толковостью и даже золотым нравом новой, трактористки.

— К перетяжке подшипников тракторист так должен готовиться, как хирург к наиважнейшей операции, — повествовала Настасья. Видно было, что обучает она охотно и с удовольствием, что приятно ей видеть и разгоревшееся от внимания лицо Евфросиньи и немигающие глаза прицепщика Ленечки.

— Ты того не упускай из виду, — продолжала она, — что от подшипников зависит работа коленчатого вала, а он для трактора, почитай, что сердце для человека. Ты загодя заготовь брезент, встряхни его чистенько, растяни его ровненько, на него детали будешь выкладывать. Трактор обмой, чтобы горел, как солнце, чтобы малая пылинка его не касалась; руки промой с мылом; керосин для обмывки деталей приготовь отфильтрованный, ясный, как ключевая вода. Ты трактору не скупись на уважение, — он тебе за все заплатит! Лёнечка, неси воду трактор мыть!

Валентина заслушалась, ее захватил этот своеобразный урок в борозде на утренней заре.

Ока проверяла заделку семян, глубину пахоты, когда показались Василий и председатель соседнего маленького колхоза «Всходы» — Ефимкин. Поля этого колхоза клином врезались в поля первомайцев. Настя оторвалась от трактора и недовольно посмотрела на Ефимкина.

— Идет. Морока одна с ними… Подсунула ж ты их, Валя, в мою бригаду!.. И всего-то сто пятьдесят гектаров земли, да разбиты на семь полей севооборота. Загонки такие, что хоть на одном колесе вертись.

Валентина и сама знала эту беду. До того, как она стала работать на МТС, она не задумывалась над целесообразностью существования маленьких колхозов. Теперь же она воспринимала их существование, как бедствие. Она видела, что и время и горючее теряются на переезды с одного крохотного поля на другое, на кружение по коротким «загонкам», на всяческие организационные дела со многими хозяевами колхозов-карликов.

«Надо лесные полосы высаживать вокруг полей севооборотов, а как их высадишь, если и во всем-то поле две добрые сосны не поместятся?»—думала она с досадой.

Она вполне понимала и разделяла раздражение Настасьи, и обе женщины с невольной неприязнью смотрели на Ефимкина.

Ефимкин, уже привыкший к тому, что его недолюбливают на МТС, подошел к ним с таким видом, словно и в самом деле был в чем-то виновен, и заговорил искательно:

— Настасья Филипповна…

— Ладно, ладно… — сурово оборвала его Настасья. — Нынче вспашем. Под одно будем пахать — одни загонки спланирую от вас к первомайцам, а там разбирайтесь, как знаете. Еще путаться мне тут с вами… — И другим тоном обратилась к Василию: — Принимаешь сев, Василий Кузьмич?

Василий проверил глубину пахоты, заделку семян. Присев и нагнув голову, пригляделся к рядкам — они шли ровные, как струны.

— Ну?! — требовательно сказала Настасья.

Он посмотрел на нее снизу. Широкие русые брови ее были светлее загорелого лица. Привыкшие к солнцу глаза не щурились от весенних лучей, и этот открытый свету взгляд придавал всему лицу выражение спокойной смелости.

Василий снова взглянул на поле.

Как нарядный убор порой кажется неотделимым от девичьей красоты и трудно бывает определить, где начинается красота убора и кончается красота девушки, так и ровная, словно расчесанная, гребнем земля с ее прямыми, как туго натянутые струны, бороздами казалась Василию неотделимой от Насти, и трудно было ему самому определить, к земле или к Насте отнес он свое мысленное восклицание: «Эх, хороша!..»

В последнее время давняя дружба Василия и Насти стала еще глубже. Вдвоем они несли ответственность за будущее колхоза, и каждый из них был рад тому, что у него именно такой, а не иной напарник.

«Кто, кроме моей Дуняшки, для меня самый дорогой человек в колхозе? Настюшка же!» — думал он. — Ну, так как же? — нетерпеливо повторила она.

Ему нравилось, что эта сильная, спокойная женщина так нетерпеливо ждет его оценки, и он медлил с ответом: «Пошутковать, что ли, над ней? Сказать, что не все ладно?» Но так хорош был сев, что язык у него не повернулся.

Он встал, вытер платком руки, запачканные землей, и, улыбаясь, ответил:

— Так держать!

— Ничего землица, — сказал Ёфимкин. — Прирезалабы нам половину поля, чтобы на нас трактористы не обижались!

— Маленькое облако кбольшому пристает, а не наоборот. Пристраивайтесь к нам, мы не возражаем.

— Как это «пристраивайтесь»?

— А так! Пашни к пашням, луга к лугам. Говорят, большому кораблю — большое плаванье, а я скажу: большому хозяйству — шире дорога…

Казалось, он пошутил, сказал первое, что пришло в голову, но Настя заметила боковой, скользящий, как будто едва коснувшийся Ефимкина, в действительности же цепкий и зоркий взгляд.

— Ох, и жаден же ты, погляжу я на тебя! — сказала она, по-своему объяснив этот взгляд.