Борис Полевой - До Берлина - 896 километров

А когда мы добрались до журналистского жилья при штабе фронта, меня ждал еще сюрприз. Один из двух корреспондентов Советского информбюро, Александр Навозов, был знаком мне еще с юношеских лет. С ним вместе работали мы в Калинине в "Пролетарской правде". Был он крупен, широколиц, нетороплив, в делах основателей, раздумчив и в отличие от многих людей моей профессии действовал по принципу семь раз отмерь, одни отрежь. Мерил он, может быть, и долговато, писал медленно. Зато написанное им не нуждалось уже в дополнительных проверках. Редакция могла спокойно посылать это в набор, зная, что «проколов» не будет. Третьим обитателем "корреспондентского стойбища", как почему-то называли здесь просторный крестьянский дом, рубленный из толстых бревен, был его напарник по Совинформбюро майор Александр Шабанов, человек интеллигентиейшей внешности, с тихим голосом, мягкой улыбкой, с застенчивыми повадками, которые, как говорится, просто противопоказаны нашей беспокойной, агрессивной профессии.

Меня разместили на просторных полатях и, по обычаю военных корреспондентов, к приезду новенького сложили всю снедь, какая у кого имелась, а в центре стола я торжественно поставил две поллитровки, которые вез из Москвы, прижимая к груди, когда машина начинала прыгать на колдобинах растоптанной колесами и гусеницами дороги. Это тоже было по обычаю — так сказать, вступительный взнос в новую корреспондентскую семью.

А потом подошел на огонек известинец майор Виктор Полторацкий. Мы простились с ним в дни штурма Харькова, за день до того, как он попал в госпиталь. Полторацкий в некотором роде был львовским старожилом. Он обосновался здесь до войны как корреспондент «Известий». Ушел из города с войсками, оставив свою квартиру и все свое добро на улице Листопада. В квартире этой, как он сейчас узнал, жила какая-то эсэсовская фрейлейн, секретарша гебитскомиссара Львова. Когда Полторацкий вернулся на улицу Листопада, всюду валялись какие-то женские туалеты — следы поспешного бегства. Но на окне он отыскал томик стихов Тютчева со своим экслибрисом — все, что осталось от его библиотеки.

— Я обрадовался ему как старому другу, — сказал Виктор Полторацкий. — Ношу вот с собой, не расстаюсь. — И он достал из подсумка маленькую книжечку.

Мне, разумеется, пришлось признаться, что я уже побывал во Львове, но о проколе своем умолчал. В конце концов, не так уж важно, из какой газеты узнает советский читатель о подвиге экипажа танка "Гвардия".

Чудно проходят у нас эти корреспондентские встречи. Только к слышишь: "А помнишь, тогда под Москвой…", "Знаешь, как мы им на Втором Украинском…", "Вот под Великими Луками было…", "Други мои, когда мы форсировали Днепр…". У каждого в запасе множество дорогих еще историй, и, когда слушаешь такую вот бестолковую беседу, вдруг приходит на ум, что люди эти, журналисты-офицеры, готовые шагать за десятки километров, лежать в кюветах во время бомбежек, ежедневно, а то и ежечасно рисковать, чтобы добыть для своих читателей интересный факт, что они сейчас вот, в кипении этой нечеловеческой трудной войны, пишут первый, может быть, отрывочный, может быть, неуклюжий и топорный, но зато самый справедливый и неприукрашенный черновик военной истории.

Как водится, разобрали по косточкам Бродско-Львовскую операцию, которая, естественно, занимала наши умы.

И старые и новые мои друзья — бывалые люди, ветераны, побывавшие на многих фронтах. Имеют немалый опыт, И все они сошлись на том, что операция эта пока что единственная в своем роде. В ней войска Первого Украинского фронта противостояли группе немецких армий "Северная Украина" — очень сильной группе. Припоминаем, что в Белгородской операции группу «Центр», такую же примерно по численности, громили войска четырех фронтов. Теперь громит один, и, как мы видим, громит успешно.

— Во воевать-то стали! — восклицает Шабанов, беря на гитаре густой басовый аккорд.

— Ну что ж, и силы у фронта немалые. Не меньше миллиона, — говорит корреспондент "Красной звезды" майор Михаил Зотов, слывущий среди нас великим стратегом.

— Ты считал?

— Так, прикинул… Думаю, что сейчас у Конева не меньше миллиона [2] Первый Украинский фронт в те дни включал 12 армий - свыше миллиона человек, имел 15 - 17 тысяч орудий, несколько тысяч самолетов в танков ("Военно-исторический журнал", 1967, № 12) .

— Н-да… На третий год войны и на одном фронте столько сил выставляем… Недаром союзнички в затылке чешут — откуда что у нас берется…

Разговор становился все более горячим и бестолковым, Потом вдруг стих, и тут обнаружилась еще одна привлекательная черта журналистского братства на Первом Украинском фронте. Здесь, оказывается, любили и даже умели петь. Шабанов в этом отношении оказался просто-таки бесценным человеком.

Снова зарокотала гитара. Под зыбкие ее звуки мягким тенором Шабанов неожиданно запел романс "Гори, гори, моя звезда". Пел так задумчиво, так хорошо, что никто из нас не решался вмешаться в пение, пока не прозвучали последние строки:

Умру ли я, в над могилой

Гори, гори, моя звезда.

Ну а потом, когда все расчувствовались, мы спели песню, которая в то лето, как поветрие, обошла все фронты: "С берез, неслышен, невесом, спадает желтый лист, старинный вальс "Осенний сон" играет гармонист". И немудрящая эта мелодия захватила бывалых, прошедших огонь и воду воинов. Когда прозвучало "И каждый думал о своей, припомнив ту весну, и каждый знал, дорога к ней идет через войну", ей-богу, у некоторых, не буду уж уточнять, у кого именно, глаза были влажными…

"Нет, в отличную компанию привела меня военная судьба в лице начальника военного отдела «Правды» генерала Галактионова в финале войны", — раздумывал я, укладываясь на своих полатях на свежей, шуршащей, душистой овсяной соломе. И все-таки, каюсь, скребет, ох как скребет на душе: с флагом-то на ратуше вышел прокол. Не мою корреспонденцию и не в «Правде» прочтет на эту тему маленький лохматый редактор, прочтет и, может быть, нехорошо подумает обо мне. Ну ничего, ничего. До Берлина 896 километров. Будет еще время.

Наступление войск Первого Украинского фронта на бродско-львовском плацдарме победно закончилось. Оно продолжает развиваться в направлении на запад и юго-запад. Но города Львов, Станислав, Броды освобождены. Москва отметила эти победы салютами. Десятки частей и соединений, участвовавших в сражении, получили наименование Львовских и Станиславских. В освобожденные города и села вернулись уже партийные и советские работники. Советская власть на местах делает первые шаги по восстановлению нормальной жизни. Из лесов вышли партизанские отряды и целые соединения. Вчера на самой большой площади Львова бушевал огромный митинг.