Борис Полевой - До Берлина - 896 километров

— Джентльмены! — провозгласил Крушинский. — Мне кажется, вы не задали нашему Бе Эну главный вопрос, какими настойками их потчевал ученый монах.

— Первый едет, — прервал наш разговор Петрович.

Действительно, навстречу нам неслись два вездехода. Один с охраной, а на втором, сверкающем лаком «виллисе», на том самом джипе, который был преподнесен от хмени американской армии нашему командующему, на зереднем сиденье мелькнула высокая фигура маршала Конева. Машины с урчанием разминулись.

— Сикстинку смотреть поехал, — сказал Петрович.

Новое словообразование прозвучало прямо-таки кощунственно. Но наши ученые спутники, к счастью, пропустили его мимо ушей.

— Удивительный у вас командующий, — сказал тот, что был при полковничьих погонах. — Ведь это он вытребовал нас сюда, хотя проблема галереи все еще висела в воздухе. "Ищите, — говорил он нам при первой встрече. — Ищите, как хлеб ищут. Мы теперь отвечаем за нее головой перед всем человечеством".

В Берлине подписана безоговорочная капитуляция Германии. Даже не верится, что война окончена. И боже ж мой, как хорошо на душе. Когда подполковник Дорохин известил меня об этом по телефону, я, признаюсь, сразу даже и не осознал всего значения этой вести. Поблагодарил. Положил трубку на зеленый ящик, и только после этого до создания дошло, что это же кончилась война. Достал из кармана фотографию жены, сына, крохотной чернявой Алены и, в этом стыдно признаться, вдруг заплакал. Заплакал первый раз за всю войну.

А через полчаса в белесой майской ночи деревья старого парка просто-таки затряслись от беспорядочной разнокалиберной стрельбы. Палили все, кто из чего. Палили, не жалея патронов — к чему они теперь, когда кончилась война? Признаюсь, и я не утерпел и опустошил обойму в раскрытое окошко. За этим несерьезным занятием и застал меня фоторепортер капитан Николая Фиников. На нем не было лица.

— Товарищ подполковник, налет на штаб?

— Какой налет? Что с вами?

— У меня в комнате пули свистят.

Действительно, в нашем доме стреляли, отчего надтреснутое зеркало жалобно звенело на стене. Но почему пули свистели у Финикова?

Все разъяснилось так. Фоторепортеры со своей лабораторией расположились, оказывается, наверху, в мезонине. Чтобы не мешал свет, они наглухо завесили окна одеялами. Фиников пораньше залег спать и ничего о капитуляции Германии не слышал. Проснулся от веселой этой пальбы, причем действительно несколько пуль просвистело у него в комнате. Оказывается, шоферы на радостях, дали залп из винтовок в потолок. Пришлось дать им ради праздника нагоняй. И вот теперь, притихшие и пристыженные, они накрывали в комнате праздничный, пиршественный стол.

В парке еще палили. Под грохот этих веселых выстрелов и позвонил дежурный с военного телеграфа. Поздравил с победой и тут же прочитал полученную из Москвы срочную депешу. Я берегу ее до сих пор, это последнее военное задание, пришедшее ко мне, когда на всех фронтах, кроме нашего, война уже кончилась. Вот она: "Из Сапфира в Аметист. Вручить немедленно корреспонденту «Правды» подполковнику Полевому. Подробно осветите освобождение Праги. Место не ограничиваем. Учтите, корреспондент «Комсомолки» Крушинский едет в Прагу танками Лелюшенко. Генерал Галактионов".

Ой-ой-ой! Ай да Крушинский! Он исчез с утра, никому ничего не оказав. Решили, что репортерский дух погнал его на Первый Белорусский смотреть подписание капитуляции. Мы-то тут стреляем в воздух, бражничаем по случаю победы, а он, видите ли, идет с танками Лелюшенко. Схватив со стола кусок колбасы, покидаю дружескую компанию и отправляюсь к «оперу». Подполковник Дорохин дежурит по оперативному отделу и мается в одиночестве. Он подтверждает: да, в Праге антигитлеровское восстание развивается. Многие районы в руках повстанцев, но части СС, не сложившие оружия, атакуют их, положение у повстанцев тяжелое, одна за другой в эфир идут трагические телеграммы. Мне показывают их запись.

"Немцы стягивают в город новые части. Ведем неравные бои.

Просим Красную Армию, армии союзников о срочной помощи".

"Положение вечером ухудшилось. Немцы ввели в бой танки.

Артиллерия расстреливает баррикады. Мы истекаем кровью.

Братья, ждем помощи… Красная Армия, сотвори еще чудо. Спаси

нас".

Дорохин объясняет детали обстановки; пражское восстание охватило центр города и его индустриальные районы. Эсэсовцы не признали подписанную в Берлине капитуляцию. Ведут яростные бои. Наступают. Туда же, в Прагу, откатывается из Силезии мощная группировка «Центр» под командованием фельдмаршала Шёрнера.

Судя по всему, предположение маршала Конева о том, что этот Шёрнер замышляет ворваться в Прагу, соединиться там с эсэсовскими частями, чтобы, прикрываясь архитектурными святынями города, завязать длительную борьбу и дождаться американских дивизий, это предположение явно оправдывается. А восстание, судя по трагическому тону телеграмм, по-видимому, действительно истекает кровью в уличных боях.

— Ну, а что предпринято нашим командованием?

— Маршал Конев разработал план молниеносной операции, и Ставка утвердила его. В сторону Праги двинуты три общевойсковые армии с приказом форсированно наступать. Танковые армии Лелюшенко и Рыбалко с приданными им артиллерийскими частями брошены к Праге через горы по двум разным дорогам. Их задача подойти к городу и окружить его. Танкисты должны отрезать пути отхода Шёрнера на запад, преодолеть чешские Рудные горы и, не задерживаясь, с максимальной скоростью подойти к Праге, оставив Шёрнера за спиной. Рыбалко ворвется в Прагу с востока и северо-востока, Лелюшенко с юго-запада. Главная цель — прикрыть Прагу стальным кольцом.

— Большие идут силы?

Дорохин усмехается. Война окончена. Табу с секретов снято.

— Двинуты десять танковых корпусов. Армиям Пухова, Жадова и Гордова приказано на максимальных скоростях двигаться вслед за танкистами. Смелее наступать Лучинскому, Коротееву, командующему 2-й армией Войска Польского генералу Сверчевскому.

Да, сейчас, когда все человечество отдыхает и спокойно отсыпается после войны, здесь, на этом фланге нашего фронта, продолжается грандиозная битва.

Майская ночь стоит над Германией. Весь огромный фронт молчит. Только тут, на участке Средней Европы, на земле Чехословакии — славянской страны, которая особенно близка и дорога нам, советским людям, война продолжает бушевать с прежней силой.

Не дав моему другу закончить его несколько академические пояснения, я попросил его помочь добыть самолет, чтобы вылететь в Прагу. Крушинский идет в этот поход на танках. Стало быть, для меня единственной возможностью не отстать будет самолет. Этого, разумеется, я Дорохину не сказал. Просто показал телеграмму генерала Галактионова. Такая операция! Это же грандиозно.