Александр Чаковский - Свет далекой звезды

Он подписывается и вдруг сознает, что впервые, пишет эти слова «майор в запасе» без горечи и обиды.

— Держи, — говорит он Павлику. — Если не поможет, сам пойду в военкомат. Вернусь из Ленинграда и пойду.

— Вот здорово! — восклицает Павлик, прочитав переданное ему Завьяловым письмо. — Теперь все в порядке! Скажите, товарищ Завьялов, — неожиданно спрашивает он, — а в космос люди скоро полетят?

— Думаю, что скоро.

— А туда летчиков набирать будут? Там ведь маленькие летчики понадобятся, невысокие то есть. Ведь ракета, она поначалу небольшая будет, а? Как вы думаете?

— Думаю, что так.

— Ну вот! А скажите, вот говорят, люди будут к звездам летать…

— Побеседуем, когда вернусь, Павлик. Мне. пора.

Завьялов подходит к Павлику, кладет руку на его плечо и медленно ведет его к двери. А тот все говорит, говорит…

— …а вот я читал, что некоторых звезд и в помине уже нет: они исчезли миллионы лет назад, а свет их все идет и идет. Правда?

— Верно, Павлик…

— А что, если люди к такой звезде полетят? Сколько времени потратят, а потом увидят, что летели зря и звезды той уже давно нет…

— Они увидят новые звезды.

— А если, — уже стоя на пороге открытой двери, продолжает Павлик, — лететь до звезды надо, скажем, тысячу лет, тогда как? Ведь это никакой человечьей жизни не хватит, а?

— Хватит, Павлик, хватит, человеческой жизни на все хватит. А теперь — прощай. Я скоро вернусь, и тогда…

Хлопнула дверь. Павлик ушел. Какой хороший парень!

А Лизы нет. Десять часов. Пора!

Завьялов начинает укладывать вещи. Маленький чемодан. Две рубашки, носки, полотенце, мыло, зубная щетка. Кажется, все. Берет со стола фотографию, бережно укладывает в чемодан между сорочками.

Теперь, кажется, все. Билет в кармане. Можно идти.

Расплатившись с шофером и выйдя из машины, Завьялов огляделся. По обеим сторонам широкого Малоохтинского проспекта стояли многоэтажные, удивительно похожие друг на друга здания.

В доме номер четырнадцать было множество подъездов, и над ними длинные черные таблички с номерами квартир.

Найдя цифру «8», Завьялов вдруг почувствовал смертельную усталость. Он не знал, откуда она взялась. Правда, он не смог уснуть всю ночь, долго стоял в коридоре вагона, а потом вернулся в купе, забрался на верхнюю полку и пролежал без сна, пока проводница не постучала в дверь, объявляя, что поезд подходит к Ленинграду.

И все же он не ощущал никакой усталости, пока не увидел эту цифру «8». А сейчас вдруг ноги отяжелели, как после продолжительной ходьбы, стало жарко.

— Вот я и пришел, — сказал себе Завьялов. — Наконец-то!

Где-то на верхних этажах позвякивал лифт, но Завьялов не стал дожидаться, пока он спустится, и пошел вверх по лестнице.

Восьмая квартира…

Завьялов почувствовал, что совсем выбился из сил. Такого с ним еще никогда не случалось, даже после самых трудных, самых опасных полетов.

Он прислонился к лестничным перилам, неотрывно глядя на черную пуговку звонка справа от двери. Посмотрел на часы. Двадцать минут девятого. Если Оля там, за этой дверью, то, наверно, сейчас собирается на работу. А может быть, еще только встала: во многих учреждениях начинают работать с десяти…

Внезапно Завьялову стало страшно. Захотелось уйти, сбежать по лестнице вниз, пока дверь не открылась. То, о чем о» не хотел думать, те мысли, те опасения, которые так усердно пытался навязать ему Симонюк, вдруг завладели его сознанием.

Оля оставалась для Завьялова все той же восемнадцатилетней девушкой, которую он видел в легком пальтишке на берегу Волги и в синем летном комбинезоне там, на фронтовом аэродроме…

Он не думал, не мог представить ее сейчас в какой-то определенной квартире, рядом с какими-то реальными, сегодняшними людьми. В его памяти она была связана с его прошлым, со воем тем, что было самого хорошего и светлого в этом прошлом. А теперь перед Завьяловым была реальная, зримая дверь, обитая коричневым дерматином, и за нею — сегодняшняя, облеченная в плоть и кровь Оля. И ему стало страшно, голос Симонюка вновь зазвучал в его ушах.

Он понял, что если сейчас же не позвонит у этой двери, то бросится бежать вниз по лестнице. И тогда он сильно, с ожесточением, так как нажимал гашетку пулемета, надавил на черную пуговку звонка.

Завьялов услышал щелчок английского замка, и дверь открылась, Женщина в цветастом халате стояла в полумраке передней. На вид ей было лет пятьдесят. — Вам кого?

— Миронову… Простите, Ольга Алексеевна Миронова здесь живет?

— Вы ошиблись, — недовольно ответила женщина, плотнее запахивая свой халат.

Сейчас она закроет дверь, сейчас…

— Извините, одну минуту, — торопливо заговорил Завьялов, — я специально приехал из Москвы… Ведь это дом четырнадцать, правда?

— Какая вам нужна квартира?

— Восемь, восемь!

— Ну, это и есть восьмая квартира. Только никакой Мироновой тут нет.

— Но… но, может быть, ее фамилия уже не Миронова, — с отчаянием проговорил Завьялов. — Мне нужна Ольга Алексеевна, понимаете? Ольга Алексеевна!

Очевидно, женщину в халате удивили отчаяние и дрожь в голосе этого странного, растерянного человека.

— Гражданин, — медленно и назидательно сказала она, — я же вам объясняю, нет тут никакой Мироновой и никакой Ольги Алексеевны. Здесь Лазаревичи живут.

— Но… еще одну минуту! У меня есть точные сведения, что человек, которого я разыскиваю, жил здесь. Может быть, она переехала? Должны же вы знать, кто жил здесь до вас! В 1950 году она…

— В каком году? — прервала его женщина.

— В пятидесятом! У меня есть официальная справка, она жила именно здесь, в этом доме…

— Да послушайте, что вы такое говорите? Этого дома в пятидесятом и в помине не было! Он всего год, как построен.

— Всего год?!

Завьялов произнес эти слова с таким разочарованием, что женщина смягчилась.

— Войдите, — пригласила она, — что же на пороге стоять, раз такое дело.

Завьялов переступил порог. Женщина закрыла дверь, протянула руку к стене. Щелкнул выключатель, под потолком зажглась лампочка в матовом абажуре.

— Тут все дома новые, на этой улице, — сказала женщина, — за три года построили.

Завьялов наконец пришел в себя. Мысль его снова начала работать четко и напряженно. Он спросил:

— А прежний дом четырнадцать стоял на этом месте?

— А кто же его знает! Мы раньше совсем в другом районе, на Лиговке жили. Четверо в одной комнате. Тридцать лет так ютились… А тут вот…

Она улыбнулась. Видимо, ей еще трудно было сохранять безразличное спокойствие, когда дело касалось ее новой квартиры.

— Да вы заходите, заходите, — заторопилась она, — квартиру посмотрите… Две комнаты, ванная, кухня — финская столярка…