Александр Чаковский - Свет далекой звезды

— Разумеется, после этого я Ольгу Алексеевну невзлюбила, решила, что у неё с мамой всё договорено и как бы включено в квартирную плату, — продолжала после паузы Валя. — Но проходит неделя, вторая, третья. Вижу: никакие профессора у нас не бывают, да и сама Ольга Алексеевна с утра до позднего вечера на работе. Приходит только ночевать… Вот так и шло. Я играла на рояле, читала, всё ждала чего-то, из дому почти не выходила. Больше всего на свете я боялась встретить Васю. Мне казалось, если он увидит меня, скажет: «Продалась, польстилась на хорошую квартиру, на деньги…» О Васе в то время и в газете писали, — лучший бригадир сварщиков. Как-то раз напечатали портрет. Я его вырезала, спрятала. Знаете, где прятала? В рояле… И всё боялась его на улице встретить… С Ольгой Алексеевной отношения были холодные. Однажды ночью просыпаюсь, вижу: полоса света из маминой комнаты падает, слышу разговор. Мама жалуется: тяжёлая жизнь, мужниной пенсии не хватает… Слышу, Ольга Алексеевна маме говорит: «Надежда Павловна, прошу вас по-дружески, берите половину моей зарплаты. Мне тоже Валю жалко. Тратить мне, в общем, не на что…» Мать, конечно, обрадовалась, благодарит. На другой день вечером подстерегла я Ольгу Алексеевну и сказала, что нам надо поговорить. Пошли мы в парк неподалёку. Сели на скамейку. Говорю ей: «Я всё слышала, весь тот ночной разговор. Мне ваши подачки не нужны. Понимаете?» Она отвечает: «Понимаю. Ещё что скажете?» Признаюсь, тут я потеряла всякий самоконтроль, спрашиваю: «Что же вы своё обязательство не выполняете? Где же ваши профессора, лауреаты? Где они? Не лицемерьте! Не врите, мне мама всё рассказала! Что же, сватайте меня, выдавайте, только учтите, мне не квартира, мне теперь отдельный дом нужен. И машина личная, и…» Тут она оборвала меня, точно плетью хлестнула: «Молчать, дура!» Я осеклась, замолчала. «Что за околёсицу несёшь? Кому и что я обещала?» Тогда я поняла, что мама снова обманула меня. Это она строила планы, а Ольга Алексеевна и не подозревала о них. Я разревелась. Потом рассказала ей всё. Она слушала меня, не прерывая. Затем сказала: «Плохая у тебя, девочка, сложилась жизнь. Конечно, мать виновата, но ты сама — ещё больше. Кого ты обманула? Васю? Нет, себя, свою любовь обманула». И добавила: «Мне семнадцать лет было, когда я полюбила… его нет, он погиб». Вам надоела моя болтовня?

— Продолжайте, — едва переводя дыхание, ответил Завьялов.

— Мне показалось, что вы меня не слушаете… После этого разговора прошла неделя, приходит Ольга Алексеевна с работы и говорит маме: «Вы не будете возражать, если я завтра приглашу гостя? Очень интересный человек, молодой, преуспевающий, с перспективой… Словом, вы понимаете». Мама в восторге, не знает, как благодарить. Прибрали квартиру, приготовили ужин. Ольга Алексеевна пришла… С кем бы вы думали? С Васей! Мама чуть не в обморок. Я тоже готова была сквозь землю провалиться, но в глубине души обрадовалась. А Ольга Алексеевна светскую даму разыгрывает: «Познакомьтесь, пожалуйста… Ах, вы уже встречались?.. Такое совпадение! Конечно, мир тесен… Я уже давно хотела зазвать к вам Василия Борисовича, но он всегда так занят… большая стройка, секретарь комитета комсомола». Я не знала, смеяться мне или плакать. Когда после ужина Вася ушёл, разразился скандал. Мама кинулась на Ольгу Алексеевну с упрёками и обвинениями. Но не тут-то было. Ольга Алексеевна её точно кипятком обдала: «Этот юноша будет приходить сюда, пока я тут живу. Вы это должны запомнить». Затем повернулась ко мне и говорит: «Довольно жить трусихой, Валя. Твоя мать утверждала, что на стройке твои руки огрубеют, а лицо побледнеет. А я тебе говорю: здесь, в этом доме, случится худшее. Зачерствеет твоя душа, а лицо разучится краснеть. Чего ты боишься? Кого? Весь мир открыт перед тобой. Весь мир!» Валя замолчала.

— Что было после? — спросил Завьялов.

— Мы несколько раз встречались с Васей, только не у нас дома. Ему было противно заходить к нам. И я дала ему слово, что выйду за него замуж. Но к этому времени Ольга Алексеевна уехала от нас. Для сотрудников этого института выстроили дом. Я её редко встречала, этот дом где-то за городом… Но всё же я была полна решимости уйти к Васе, поступить на стройку. Слова Ольги Алексеевны «весь мир открыт перед тобой» звучали в моих ушах… Но постепенно голос моей матери их заглушил. Я не вернулась к мужу — на это моей воли хватило… но и от матери не ушла. Теперь мы снова ждём у моря погоды… — с невесёлой усмешкой проговорила Валя.

— А Вася?

— Вася? Он устал от моей нерешительности, от бесконечных проволочек и уехал куда-то… добился перевода… или… словом, я не знаю, где сейчас Вася. Он даже не попрощался со мной… Впрочем, он прав. Ольга Алексеевна, как видно, забыла меня… Но я её помню… И вот сегодня услышала, как мама позорит её, клевещет. Я стояла у двери, плакала, рот себе зажимала, а войти не решилась… Побоялась. Каждый раз, когда надо войти или уйти, сделать что-нибудь решительное, я боюсь… Сама не знаю, чего…

В дверь постучали, послышался уже знакомый голос дежурной:

— Товарища Завьялова к телефону.

— Сейчас! — крикнул Завьялов.

Вале он сказал поспешно:

— Подождите, сейчас вернусь!..

Телефон был в комнате дежурной, на первом этаже. Трубка лежала на столе.

— Слушаю. Кто это?

— Из горкома говорят, — раздался в трубке незнакомый голос, — по поручению товарища Лукашева…

— Да, да! Я слушаю, слушаю вас!..

— Товарищ Лукашев просил передать, что задерживается. Он на отчётно-выборном собрании. Ему ещё не удалось сделать то, о чём вы просили. Приедет поздно вечером, часов в десять. Просил вас обязательно дождаться… Советует пока посмотреть город и обязательно съездить на озеро Таёжное. Тут всего полчаса езды на автобусе…

— Хорошо, — упавшим голосом сказал Завьялов, — я обязательно дождусь…

Он поднялся наверх и увидел, что дверь в его номер открыта. Вали в комнате не было.

Завьялов послушался совета Лукашева и отправился на Таёжное.

Завьялов не раз бывал на море, но то, что он увидел сейчас, не было похоже ни на привычный простор моря, ни на полноводную реку. Пронизывающим холодом несло от этой водной равнины.

Справа в лёгком тумане сумрачного дня угадывались далёкие чёрные горы с белыми прожилками снега. Завьялову казалось, что горы медленно, но неуклонно спускаются вниз, тонут в расступающейся перед ними воде. И вот уже не видно их — только холодная, величественная водная равнина сливается с горизонтом.

Завьялов знал: об этом озере сложены легенды, о нём поются песни, оно бывает бурным и жестоким, как море. Но сейчас Таёжное спокойно, и поверхность его похожа на тонкий слой льда.

За спиной Завьялова тянется ряд одноэтажных деревянных домов: судя по развешенным на кольях сетям, здесь живут рыбаки.