Валерий Брумель - Не измени себе

Одного я как-то спросил:

— Почему вы такой нелюдимый?

Он ответил:

— А как бы вы относились сами к этим людям? Если бы девятнадцать лет подряд извивались при ходьбе во все стороны, точно скоморох. Да еще при этом чуть ли не каждый день видели, как на тебя указывают пальцами и пугают тобой маленьких детей: будешь баловаться, на этого дядю станешь похож!

По-моему, нет ничего бесчеловечнее, чем здоровое, разумное, но бездуховное животное, называющее себя человеком.

Постепенно я стал браться за более сложные случаи. Научившись посредством аппарата управлять костеобразованием, я убедился в возможности излечивать таких больных, которых до сего момента травматологи считали безнадежными: укороченные на 10–20 сантиметров конечности, врожденные вывихи, туберкулез кости, сильная кривизна ног. Увы, не все и не всегда выходило у меня гладко, но, ежедневно накапливая опыт, я приобретал уверенность я справлялся с подобными операциями все успешнее. Дольше всего я ломал голову над проблемой удаления ложных суставов. Как они образуются? Очень просто. Человек сломал кость, ее принялись лечить, а она не срослась. В этом месте возникает новый промежуточный сустав, который может сгибаться и разгибаться во все стороны. С подобным суставом человек способен выполнять легкую работу, но в любую секунду от неосторожного движения нога ломается снова.

Ложные суставы уже издавна пробовали удалять многие травматологи — успеха не было ни у кого. Сделать это не позволял все тот же гипс, который, наоборот, даже способствовал их образованию.

Я начал рассуждать так.

Раз мой аппарат способен прочно удерживать костные отломки в неподвижном состоянии, то ненужный сустав, видимо, можно просто раздавить при помощи сильного сжатия и, зафиксирован это положение, ждать, когда кость срастется в одно целое.

У меня была тяжелая пациентка — двадцатилетняя балерина Светлана Немышева. Она попала в автомобильную катастрофу, три года лечилась в нескольких лучших клиниках страны. Но там ей ни чем не помогли. У нее возникло укорочение левой голени на 16 сантиметров и ложный сустав. Девушка была красивая, изящная, точно цветок, и молчаливая. Свое несчастье она переносила очень стойко. Глядя на нее, я удивлялся мужеству этого хрупкого создания. До поступления ко мне ей сделали четыре операции — ни к чему хорошему, как я уже сказал, они не привели. В Сургану Светлана приехала уже от отчаяния, она была согласна на ампутацию ноги. Помимо большого укорочения и ложного сустава, у нее еще началось и загнивание кости — остеомиелит.

Девушка честно сказала:

— Я ни во что не верю, но все равно вы моя последняя надежда. Если сочтете нужным отрезать ногу, отрезайте. Больше мне ехать некуда, я все перепробовала.

Я ответил:

— Ампутировать вашу голень никогда не поздно, давайте сначала подумаем.

А думать надо было прежде всего о том, как произвести хирургическое вмешательство при остеомиелите. Во всех пособиях, учебниках по травматологии и ортопедии подобные эксперименты категорически запрещались. Если хирург шел на операцию при показаниях ва загнивание кости, это расценивалось как преступление.

Но на собаках я такие операции проводил. И как пи странно, но в результате операций загнивание кости ликвидировалось. Само по себе. Почему, я толком не знал. Правда, кое-какие догадки у меня были.

Неделю спустя я вызвал к себе в кабинет Немышеву. Она вошла на костылях, с поджатой ногой, в стеганом больничном халате. Я посмотрел на ее усталое красивое лицо, и Немышева чем-то напомнила мне ту женщину, которую я видел во время бомбежки в Армавире. И сейчас, глядя на Немышеву, я подумал, что обязательно справлюсь с ложным суставом.

— Ну как самочувствие? — спросил я ее.

Она опустила глаза, пожала плечами: мол, что за дурацкий вопрос?

— Светлана…. — назвал я ее по имени.

Что-то почувствовав, девушка вскинула на меня напряженный взгляд, И столько в нем было мольбы, ожидания, немой надежды, что я невольно увел глаза от девушки, стал Перекладывать какие-то бумаги на столе, боясь встретиться с ней взглядом.

— Светлана, — повторил я, — я хочу с вами рискнуть… Вы меня поддержите?

— Девушка глухо спросила:

— В чем?

Как можно спокойней я объяснил:

— Я хочу произвести операцию, которую при вашем положении делать запрещается.

Немышева неотрывно смотрела на меня и молчала. После долгой паузы я откровенно признался ей:

— Я боюсь… То есть не могу поручиться за исход. Такие операции я проделывал только на собаках.

Светлана напряженно произнесла:

— И что собаки?

Я поглядел на нее, осторожно ответил:

— С собаками все хорошо. После операции загнивание кости прекращалось.

Девушка отчаянно подалась вперед, стиснула сразу побелевшие тонкие пальцы.

— Доктор! — прошептала Светлана.

Я предупредил:

— Но вы не обольщайтесь!

— Господи, — тихо произнесла она. — Доктор… Если есть хоть один шанс, делайте со мной все, что хотите. Прошу вас…

Я ответил:

— Шанс есть.

Впервые за все время нашего знакомства девушка еле заметно улыбнулась.

Я тщательно подготовился к операции. Во-первых, я продумал массу деталей. И кроме того, у меня был уже немалый опыт таких операций на собаках.

Через три месяца загнивание кости у Немышевой прекратилось, а нога удлинилась на шесть сантиметров. Однако ложный сустав, как я его ни сдавливал аппаратом, по-прежнему оставался.

Я начал, как говорится, ломать голову над этой проблемой. У меня есть твердое убеждение: в природе давно все существует. Абсолютно все! Решение любой проблемы! В том числе и моей. А голова нам для того и дана, чтобы нащупать проблему а извлечь ее из некоего невидимого мира. Говоря образно, рукой снять с полки все, что тебе нужно. В этом невидимом мире все тоже «лежит» на «полках». И я точно знаю это. И мне это страшно помогает: я уверен, что не напрасно «ломаю» свою голову. Придет час, и я достану «с полки» именно то, что мне нужно. Так и произошло. Меня вдруг осенило: не сжимать надо костные отломки в ложном суставе, а растягивать!

Я сделал вторую операцию — через полгода Немышева ушла от меня на двух ногах. Забегая вперед, скажу: через два года она написала мне письмо, что приступила к первым репетициям.

Хорошо рассказывать об удачах, хуже, когда вспоминаешь о неприятностях. Как говорится, я опять «встал поперек дороги». Теперь уже новому своему начальнику, заведующему госпиталем Краковскому. Внешне очень интересный, респектабельный мужчина, он был неплохим специалистом в области сердечно-сосудистых заболеваний, а я (так, видимо, он считал) начал «затмевать» его авторитет. В его госпитале, без его согласия, решением горкома партии мне выделили еще одну палату и процедурную, увеличив общее число коек до шестидесяти. Однако более всего Краковского нервировали разговоры о моем методе, а главное — нескончаемое паломничество людей, направляющихся ко мне на консультацию. Если Сытин был элементарным обывателем в науке, жаждущим покоя в жизни, то Краковский был честолюбив, не мог перенести чужую славу.