Валерий Брумель - Не измени себе

Протянув большую руку, он произнес:

— Рад познакомиться. Калинников.

Я представился:

— Буслаев.

На консилиуме присутствовали еще десять хирургов. Как выяснилось, ученики Калинникова. Они долго рассматривали и передавали друг другу мои рентгеновские снимки, тыкали в них пальцами и говорили, что в этом месте необходимо поставить какое-то кольцо, там под таким-то углом пропустить штыковую спицу.

Я пытался понять смысл их разговоров и не мог. Меня раздражало собственное волнение. С какой стати? Сколько уже было подобных консилиумов? Масса профессоров с таким же умным видом произносили непонятные слова, а что толку? Все повторяется.

Неожиданно Калинников быстро обернулся ко мне:

— Вы какой наркоз предпочитаете? Обычный или передуральный?

Я недоуменно посмотрел на него:

— Не понял.

Доктор объяснил:

— При передуральном наркозе обездвиживается лишь нижняя половина тела. То есть во время операции вы пребываете в полном сознании, но боли не чувствуете. Вам, наверное, известно, что общий наркоз может отрицательно отразиться на сердце, почках — у кого как. А передуральный почти безвреден. Вы какой предпочитаете?

Я глухо проговорил:

— Зачем?

Он не понял:

— Что?

Я пояснил:

— Операцию… Мне…

Калинников растерянно оглянулся на своих коллег. Один из них улыбнулся, сказал:

— Через неделю вас будут оперировать. Доктор Калинников интересуется, какой вам сделать наркоз?

— Я понимаю, — поспешно ответил я. — Это я понимаю. Но операцию зачем?

Калинников воскликнул:

— Вы какой-то чудак! Вы для чего приехали — чтобы вылечить ногу, так?

Я тупо отозвался:

— Ну?

— А как же это сделать без операции?

— Погодите… — Я все еще не мог поверить. — Вы хотите сказать, что я смогу ходить, как прежде?

Калинников недоуменно пожал плечами:

— Конечно! Иначе бы мы вас не приглашали.

— Точно?

Хирурги засмеялись. Калинников покачал головой — мол, вот недоверчивый пациент, — сел за стол.

Я пробормотал:

— Извините… Я хотел лишь уточнить: я буду ходить без костылей?

Врачи отозвались дружным хохотом. Калинников улыбнулся:

— На абсолютно ровных ногах. Понимаете?

Я спросил напряженно:

— И вы это гарантируете?

Доктор ответил:

— Гарантию не дают даже авиакомпании. А самолет покрепче человеческой кости будет! — И добавил: — Но на девяносто процентов мы в успехе не сомневаемся. Вы можете быть свободны. До свидания.

Я поднялся, поковылял на костылях из кабинета. Я ничему не верил. Мне казалось, что вокруг меня творится явно что-то не то.

Передуральный наркоз был не очень приятен, и прежде всего психологически. Я сел спиной к анестезиологу, низко наклонился и стал ждать, когда он иглой отыщет крошечное отверстие между поясничными позвонками. Это было довольно опасно. Я знал — случайно можно угодить в корешки спинного мозга. Как только шприц анестезиолога попал в передуральное отверстие, попросил:

— Вливайте вашего зелья побольше! Стандартная норма меня не возьмет!

Анестезиолог, молодая доброжелательная женщина, ответила:

— Ничего, ничего. Не таких угомонять приходилось.

Меня (в который уже раз!) положили на операционный стол. В локтевые вены воткнули иглы, чтобы в случае надобности сразу ввести более сильный наркотик. Онемение нижних конечностей по всем правилам должно было наступить через двадцать пять минут. Через полчаса мои ноги покололи иголкой:

— Чувствительность есть?

Я ответил:

— Да.

Через пять минут снова кольнули.

— А теперь?

— Тоже.

Анестезиолог уточнила:

— Как прежде?

Я подтвердил:

— Абсолютно.

— Странно.

Было слышно, как в предоперационной что-то бубнил низким голосом Калинников. Он готовился к операции.

Прошло еще десять минут. Меня опять укололи в ногу.

— Как сейчас?

— Так же!

Анестезиолог досадливо воскликнула:

— Не может быть!

Я разозлился:

— Я же предупреждал! Вливайте больше!

Тогда меня укололи в бедро.

— А тут?

Я почувствовал онемение:

— Здесь вроде что-то начинается…

— Вот видите! — обрадовалась анестезиолог. — Здоровую ногу поднять можете?

Я легко воздел ее к потолку.

Анестезиолог озадаченно протянула:

— Непонятно…

По всем правилам я уже давно не должен был ощущать нижнюю часть туловища и соответственно как-либо шевелить ею. Даже пальцем.

Вошел Калинников с ассистентами. Склонившись ко мне, он улыбнулся:

— Ну, как себя чувствуете?

Я ответил:

— Как обычно.

Он удовлетворенно кивнул:

— Прекрасно!

Калинников взял дрель, напоминающую огромную бормашину… Прищурившись, он прицелился ею в мою ногу и нажал под столом педаль. Стальная спица закрутилась с бешеной скоростью и стала сверлить мою кость.

— Ох-х!.. — захрипел я от невыносимой боли.

Калинников сразу выключил дрель.

— Вы чего кряхтите?

— Больно-о…

Он встревожился:

— Как так? Вам же наркоз сделали!

Сделали! — подтвердила анестезиолог. — Просто эти чемпионы обладают слишком чувствительным воображением! Пальцем до них дотронься, им уже кажется, они умирают!

Она что-то сказала медсестре. Та тотчас впустила мне в вену какую-то жидкость.

Анестезиолог спросила меня:

— Ну как сейчас?

— Да как будто бы начинается, — соврал я. Чувствовал я себя совершенно так же.

Калинников успокоился и снова нажал на педаль. Спица засвиристела и, причинив обжигающую боль, выскочила с другой стороны кости.

Я крепился и молчал — мне было неудобно перед анестезиологом.

Через полчаса (после пяти проведенных спиц) я спросил:

— Еще… долго?

Калинников, весь потный, указывал на мою ногу, что-то возбужденно объяснял своим ассистентам, потому меня не услышал.

Я вновь произнес:

— Сколько… терпеть?

Он наклонился ко мне, с улыбкой поинтересовался:

— А вы-то сами как хотите? Быстро или хорошо?

Я сразу отозвался:

— Хорошо. Быстро мне уже делали.

Калинников ответил:

— Вот и не будем торопиться.

К этому времени начал наконец действовать наркоз. «Бормашину» я по-прежнему чувствовал, но было уже не так больно. Чтобы отвлечься от неприятных ощущений, я удобнее устроил на жесткой подушке голову и стал наблюдать за Калинниковым. В его движениях не было никакого таинства. Он все делал просто, с удовольствием, сразу бросалось в глаза, что он занимается любимым делом. Доктор держался без напряжения, словно присутствовал не на операции, а ходил по квартире в домашних тапочках. Лицо Калинникова было очень подвижно: он то хмурился, то улыбался, то вдруг как ребенок, откровенно хвалил себя:

— Нет, ну какой я молодец все-таки! Эту гайку мы сюда, а эту… — И на секунду задумывался: — А куда же эту? Ага, есть! — восклицал он. — Вот самое ее место! — Просил ассистента: — Сейчас держите крепче. Поехали, поехали… Опа! Готово! Теперь давайте ту штуковину!