Валерий Брумель - Не измени себе

— Так, так, так… Еще чуть-чуть…

— Опа! — выдохнул Полуянов.

— Ничего не «опа»! — недовольно отозвался Калинников. Оба сильно вспотели. Все равно сейчас она у нас, родимая, встанет. Никуда не денется… Опа! Опять, черт, нет! Все, — вдруг очень спокойно произнес он. — Готовьте аппарат. Я пока зашью.

Аппарат на бедре устанавливали примерно час. Девочке пронзили кость спицами, скрепили их кольцами и стержнями.

Наконец Калинников спустился на стул, чуть ли не театрально сложил на груди руки, придирчиво поглядел ва свою работу. Потом сказал:

— Еще одну спицу надо!

Полуянов произнес:

— Как же? Уже все… Поставили!

Шеф нахмурился:

— Ничего не все. Угольничек сейчас приспособим. Есть угольничек?

Сестра виновато отозвалась:

— Нет… Принесу.

— Вот, пожалуйста! — пожаловался мне Калинников. — Опять принесу.

Я уже пообвыкся, стоял рядом с ним.

— Я вам дырочку хотел показать. Теперь только шов. Видите, какой маленький?

Я кивнул головой. Калинников добавил:

— А при таких операциях все бедро вот так — треугольником разрезают. Чтобы видеть, где кость перерубить.

Я удивился:

— А вы как же?

Он довольно похвастался:

— А так. Наловчился! Потом снимок есть, анатомию знаю. Косметично очень, правда?

Я улыбнулся. Мои страхи окончательно рассеялись. Этот удивительный человек только что подправил саму природу. Она родила девочку уродом, а он сделал ее нормальной. Ведь если вдуматься, произошло чудо! А Калинников совершил его так естественно, основательно и просто, как будто смастерил табуретку.

Операционная сестра принесла угольник.

— Ну не этот же!

Она направилась обратно.

Калинников остановил ее:

— Ладно! Пока будете туда-сюда ходить, лучше сам все сделаю.

Он подошел к столику с инструментами, сдвинул их, положил железку на край, сильными, ударами молотка чуть подогнул ее. Примерив угольник к аппарату, доктор вновь отошел, застучал по нему еще сильнее. Подняв на меня глаза, он улыбнулся:

— Недаром же меня слесарем называли! Верно? Угольник наконец подошел. Калинников сказал Полуянову:

— Давай спицу.

Тот приподнял над девочкой дрель, шеф наставил острие вставленной в нее спицы на определенное место ноги, нажал под столом педаль. Она легко прошила бедро, показалась с другой стороны. Калинников обломал лишний кусок кусачками, скрепил спицу железным угольником с аппаратом, закрутил гайками.

Анестезиолог спросила:

— Будить можно?

— Давайте, давайте, — согласился Калинников.

Он двумя руками пошевелил аппарат на ноге девочки.

Я поинтересовался:

— Монолит?

Он сразу засмеялся:

— Точно! Смотрите, запомнили! — И попросил Полуянова: — давай опять ноги проверим.

Шеф и ученик свели ноги больной вместе.

Калинников воскликнул:

— Ага! Теперь даже на сантиметр длиннее здоровой! Ну это ничего, это даже совсем неплохо. Стопчется, когда наступать начнет! — Он повернул голову набок и как бы полюбовался конструкцией.

— Ой… — тихо донеслось из-за занавески. Ой… Ой, больно… Ой, мне больно…

Калинников улыбнулся:

— Проснулась спящая красавица… Он повысил голос: — Ничего, ничего! Зато посмотри, какие у тебя ноги теперь ровные!

Девочка продолжала стонать:

— Ой… Ой, зачем вы меня разбудили? Ой, мне больно… Ой, больно…

— Будешь стонать, — нарочито строго произнес доктор, — все обратно сделаю!

Она сразу затихла.

— Ага! — сказал он. — Значит, не так уж и больно, раз все слышишь?

— Ой… — снова всхлипнула девочка. — Ой, мне правда больно… Ой, а кто это говорит?

Калинников отдернул за навеску:

— А ты посмотри, посмотри!

— Ой, Степан Ильич… — обрадовалась она. — Это вы? Ой, зачем вы меня разбудили?

Он широко улыбнулся:

— Чтоб ты на ногу свою посмотрела! Не нога теперь, а красавица! Приподнимите ее немного.

Анестезиологи подняли девочку за плечи, она тотчас отыскала глазами свои ноги, затем очень осторожно пошевелила пальцами ступней.

— Ой, — сказала она. — Это правда, Степан Ильич? Неужели это правда, Степан Ильич? Вы скажите, я только вам верю.

Калинников ответил:

— Правда, правда. Правдивей не бывает!

И пошел из операционной.

Глядя на свои ровные ноги, девочка беззвучно заплакала.

С каждым днем я все больше восхищался Калинниковым. Однажды у меня мелькнуло:

«А ведь он меня уже наполовину вылечил! Хотя бы тем, что я к нему привязался. Со мной такого еще никогда не случалось».

Ученики уважали Калинникова, преклонялись перед своим шефом, по это не мешало им «показывать зубы», когда того требовали те или иные обстоятельства. Их любовь к нему была не слепа.

Однажды, когда я сидел в кабинете Калинникова, к нему пришли Полуянов, Красик, еще несколько молодых хирургов. Все были возмущены какой-то статьей, каким-то изобретением, которое будто бы являлось плагиатом аппарата Калинникова. Единственное, что я разобрал из их шумного разговора, — это фамилию автора: Зайцев. Ученики упрекали своего шефа в том, что подобные вещи происходят уже не впервые, и если раньше воровали по мелочам, то теперь не стесняются брать я по-крупному! Калинников оправдывался тем, что в чужой подлости никто не может быть виновен. С ним не соглашались, говорили, что подобное случается лишь по той причине, что он до сих пор не написал большой капитальной монографии. И если ее не будет, весь многолетний труд их филиала просто растащат оборотистые дельцы. Ему уже не раз предлагали взять творческий отпуск и засесть за монографию, а он все отказывается, мотивируя тем, что у него много больных. И вот результат его упрямства — эта статья Зайцева! Калинникову надоел этот базар, он сильно стукнул ладонью по столу, в кабинете сразу повисла тишина.

— Упрямство мое ни при чем! — досадливо сказал он. — У нас действительно много больных и много дел!

Глядя шефу в глаза, Полуянов иронично подтвердил:

— Точно! И в том числе тех, которые должны делать за вас другие!

Калинников хмуро отозвался:

— Например?

Окруженный со всех сторон подступившими учениками, он что-то нервно принялся вычерчивать на бумаге.

— Примеров много. Вот! — Полуянов указал на Красика. — Вы, Например, почти полностью подменяете работу зама по научной части!

Красик согласно кивнул.

Шеф попросил:

— Конкретней. В чем?

По всему было заметно, что этот разговор ему неприятен. Красик усмехнулся:

— Да во всем! Вы даже мою переписку с другими институтами перепроверяете!

Калинников дернул плечами:

— Ну и что же? Все письма должны составляться грамотно.

Заместитель обиженно отозвался:

— До вас я их написал целую тысячу. И полагаю, что моих знаний для составления писем вполне хватает. А вы хотите, чтобы все было только по-вашему!