Алексей Мусатов - Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I.

Они проехали километра три лесной дорогой, пересекли вырубку и выбрались на заснеженную луговину, поросшую молодым дубняком.

Поодаль, у раскидистой елки, высился стог сена и около него стояла подвода и сновали какие-то люди.

— Это еще что за новость такая? — нахмурилась Аграфена. — Не ими кошено, не ими стожено, а понаехали...

— Мама, а ведь это зареченские, — вглядевшись в людей, узнала Нюшка.

Подъехав ближе, Аграфена вылезла из саней и подошла к стогу. И верно, здесь хозяйничали зареченские.

Взобравшись на самый верх стога, дюжая, носатая женщина сбрасывала оттуда сено вниз. Тощий, с взъерошенной бородой старик, кряхтя, поддевал его острозубыми деревянными вилами и укладывал на розвальни. На возу утаптывала сено глазастая девка в рыжей шубе. В стороне стояла вторая подвода.

Аграфена узнала дюжую женщину сразу — это была зареченская знахарка и шинкарка Спиридониха.

— Вы что ж, соседушки? — спросила Аграфена. — Среди бела дня и такое непотребство затеяли!

— Что там «непотребство»! — выскочила вперед Нюша. — Прямо сказать — воровство!

— Ну, ты! — прикрикнул на нее старик. — Прищеми язычок-то. Мы сеном законно пользуемся. За него с лихвой уплачено, по красной цене.

— Как — уплачено? Кому? — насторожилась Аграфена.

— Кому следует, тому и уплачено... — замялся старик.

— Нет, вы уж начистоту говорите, — допытывалась Аграфена. — Кто вам наше артельное сено запродал?

— Что ты к нему прицепилась, как репей: кто да кто? — раздраженно заговорила со стога Спиридониха. — Начальство ваше запродало... старший конюх Горелов. «У нас, говорит, сена в избытке, до этого стожка и руки не дойдут». Вот мы у него два воза и выторговали...

— Мама, — задохнувшись, шепнула Нюшка. — Что ж это?.. Позорище-то какой...

Лицо у Аграфены передернулось, губы побелели.

— Ну вот что... соседушки, — глухо выдавила она. — Давайте-ка по-хорошему разойдемся. Конюх вам сена не продавал, а вы его не покупали. И поезжайте, откуда приехали...

— Еще чего! — насмешливо сказала Спиридониха. — Мы не чужое берем — свое, купленное. Если надо, у нас и свидетели найдутся. Ермолай, да шугани ты их вилами!.. — приказала она старику.

— А ну, кому сказано! — выкрикнула Нюшка. — Уезжайте отсюда!

Она вдруг схватила хворостину и, подбежав к лошади, ударила ее по спине. Лошадь резко рванула вперед, и навьюченное на сани, но еще не увязанное веревками сено свалилось на снег. Девка в рыжей шубе вместе с сеном полетела вниз.

Старик бросился догонять подводу.

Спиридониха с воинственным воплем сползла со стога и, схватив вилы, нацелила их в Аграфену и девчат.

— Не подходи! Сбру́шу! — и, потеснив их назад, крикнула старику, чтобы тот вернул подводу обратно.

Аграфена принялась уговаривать Спиридониху не забирать сено. Горелов завтра же вернет ей должок, а сено им в колхозе и самим нужно до зарезу.

— Ага, за муженька хлопочешь, — ухмыльнулась Спиридониха. — Ну уж нет, с твоего Горелова-Погорелова взятки гладки. И мы без своего сена не уедем.

Старик наконец догнал лошадь, взял ее под уздцы, подвел к стогу сена и заново принялся навьючивать розвальни сеном. Спиридониха стала ему помогать. Девка в рыжей шубе полезла на воз.

— Прямо разбой какой-то! Хоть караул кричи, — всплеснула Аграфена руками и, бросившись к лошади, потянула ее за повод. — А все равно не допустим!..

Спиридониха резко обернулась и толкнула Аграфену деревянными вилами в грудь.

В тот же миг раздался пронзительный мальчишечий крик:

— Не смейте мамку!..

И в лицо Спиридонихе ударился снежный комок. Женщина ахнула, выронила вилы и прикрыла лицо варежкой.

— Так, Ленька, гвозди их!.. — вскрикнула Нюшка и, слепив тугой снежный шарик, она ловко запустила его в старика. — Зойка, пали! Чего с ними церемониться?

И начался обстрел.

Снежки, маленькие и большие, тугие и рыхлые, летели к стогу со всех сторон. Старик, получив несколько внушительных ударов в грудь, спрятался за сани. Девка в рыжей шубе, у которой уже пылало от снежка ухо, спрыгнула с воза. Спиридониха, потрясая вилами и свирепо ругаясь, помчалась за Ленькой, но тот был неуловим, осыпал ее снежками и только хохотал от восторга:

— По захватчикам огонь! Залпом пли!..

Улучив удобный момент, Нюшка снова хлестнула лошадь, и та затрусила прочь от стога.

— Да уйми ты своих золоторотцев! — набросилась Спиридониха на Аграфену. — Не то вилами поколю...

— Добром же просили — уезжайте.

И зареченским пришлось отступить. Взяв вилы, они сели в розвальни и скрылись в перелеске.

— Ну и лихой вы народ! — покачала головой Аграфена, оглядывая раскрасневшихся девчат и Леньку. — До побоища дошли!

— Им бы еще и не так надо... — сказала Нюшка. — Живоглоты...

— А мы по-честному воевали, — засмеялся Ленька, — трое на трое...

Аграфена с девчатами навьючили розвальни сеном и к полудню доставили к конюшие.

О Горелове мать с дочерью не обмолвились ни словом.

Возвращаясь с конюшни домой, Нюша с Ленькой встретили при въезде в деревню подводу. По талой рыхлой дороге пегая лошадь тащила возок с резным передком.

Повод развязался, вожжи волочились по грязному снегу; лошадь то и дело замедляла шаг, вытягивала шею и мягкими губами подбирала с обочины дороги редкие сенины.

«А ведь это Пегая с нашей конюшни... И возок наш, председательский, — узнала Нюшка. — А где же возница?»

Вместе с Ленькой она подбежала к подводе и заглянула в возок.

На соломе, лицом вверх, раскинув руки и приоткрыв рот, с сочным храпом спал Горелов. От него попахивало вином.

— Опять нализался, — плачущим голосом сказал Ленька и принялся трясти отчима за плечо.

Горелов замычал, зачмокал и, повернувшись на бок, продолжал храпеть.

Глаза у Нюшки потемнели, сузились. Ленька вопросительно смотрел на сестру — не побрызгать ли на пьяного холодней водой.

— Оставь его! — сказала Нюша и огляделась по сторонам.

У правления толпились колхозники, у колодца судачили женщины, посредине улицы, у большой лужи талой воды, мальчишки брызгались водой.

Нюша вдруг взяла Пегую под уздцы и потянула к луже. Завела лошадь по колено в воду, выпрягла из возка и, подобрав вожжи, повела ее к конюшне.

Горелов, пригреваемый солнцем, продолжал безмятежно спать в возке на соломе. Вскоре около лужи начали собираться колхозники. Узнав председательский выездной возок, они принялись гадать, как он мог сюда попасть.

Но потом, когда увидели в возке Горелова, все стало понятным. Раздался смех, веселые восклицания:

— Эге! Да ведь это наш старший конюх храпака задает!

— По медицине живет человек! Выпил, закусил, а теперь сон на свежем воздухе...

— Эй, Кузьмич, проснись! Полдничать время!