Алексей Мусатов - Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I.

К мосту подошли мужики, бабы, ребятишки. Увидев пустые оглобли, даже сумрачный Василий Хомутов рассмеялся и стащил с воза заспанного возчика:

— Вот это да!. Это возчик! Лошадь из оглобель потерял.

Поеживаясь, Степа растерянно оглядывался по сторонам, отыскивая глазами Фефелу. Ее нигде не было видно.

— Спит себе, как младенец в люльке, да слюни пускает! — насмешливо сказал Игнат Хорьков. — И знать ничего не знает.

— Теперь узнает, — в тон ему заметил Хомутов. — Илья Ефимович пропишет ему ижицу... ниже спины. — И он вновь гулко, словно в бочку, захохотал. — Лошадь потерял, словно чеку из оси. Да такое раз в сто лет бывает! Ну, колонист!

— Сморился парень, чего с него взять, — примирительно сказал Егор Рукавишников. — Не у кого-нибудь — у Ворона батрачит. Тут и взрослый с ног свалится...

Раздались недовольные голоса — мост надо было освобождать. Кто-то предложил свалить Степин воз с сеном в сторону.

Рукавишников, поплевав на ладони, впрягся в оглобли и скомандовал: «Разом, взяли!»

Подталкивая воз сзади и с боков, мужики стронули его с моста и поставили на обочине дороги.

Путь был свободен. Возы с сеном потянулись к Кольцовке.

Степа остался один. Он спустился к берегу реки и по свежим следам направился разыскивать Фефелу.

«Не у кого-нибудь — у Ворона батрачит», — вспомнил он слова Рукавишникова.

В самом деле, кто они теперь, Степа Ковшов и его сестренка? Разве не такие же батраки, как Нюшка и тетя Груня? Аграфена так и говорит про Степу: «Вот и еще один батрачок у Ковшова прибавился. Теперь нашего полку прибыло».

Они чертоломят, гнут спины, а впереди никакого просвета.

Степа, скажем, еще пойдет осенью в школу, а что будет с Таней? Так и останется на побегушках у дяди.

Степа задумался и не заметил, как его догнали Шурка, Митя и Афоня.

— Чего вам? — хмуро спросил он. Ему было очень неловко перед ребятами, что он заснул на возу и не уследил, как у него распряглась Фефела.

Шурка предложил поскорее отыскать и запрячь лошадь.

— Да-да, — поддержал Митя. — Пока Ворон не примчался...

Степа внимательно поглядел на ребят и молча согласился. На ходу Митя спросил Степу, куда же подевался Филька — ведь они вместе выехали с луга. Степа пожал плечами:

— Я заснул на возу. А Филька, наверно, вперед уехал.

— Тогда понятно, — хмыкнул Шурка и высказал предположение, что не иначе как двоюродный братец подложил Степе свинью — нарочно выпряг Фефелу.

— Это ты брось! — не поверил Степа. — Зачем ему?

— Эх ты, простота! — вздохнул Шурка. — Разуй глаза — увидишь. Мало ты еще в Кольцовке живешь...

Река причудливо петляла среди зеленых кустов, берег был топким, под ногами хлюпала вода.

— Наверно, в овсы убежала, — сказал Афоня. — Лизоблюдка, а не лошадь!

Степа принялся звать Фефелу.

Вскоре донеслось протяжное, жалобное ржание — лошадь как будто звала на помощь..

Ребята заглянули за кусты и увидели Фефелу, Она лежала на полянке среди голубых незабудок.

— Ну и шкода! Наелась да на боковую! — выругался Афоня и тут же осекся. — Ребята, она же в трясину угодила...

Лошадь, заметив мальчишек, вскинула передние ноги и, храпя, попыталась выбраться из топкого места. Но, сделав несколько судорожных движений, она обессилела и вновь по самое брюхо погрузилась в трясину. Лиловые глаза Фефелы тоскливо смотрели на ребят.

— Надо мужиков звать, — заторопился Митя. — Я побегу...

— Пока зовешь, лошадь совсем засосать может, — остановил его Афоня.

Он оглядел ребят и деловито распорядился ломать ветки лозняка и застилать ими трясину — ему с отцом не раз приходилось таким способом выручать лошадь из беды.

Мальчишки принялись за работу.

Вскоре перед Фефелой образовался толстый настил из веток.

Мальчишки распутали вожжи, сложили их вчетверо и подсунули под передние ноги лошади. Затем, ухватившись за концы вожжей и понукая Фефелу, они помогли ей выбраться на настил.

Потом вымыли в реке ее зашлепанные грязью ляжки и брюхо и впрягли в оглобли.

— Нам Ворон в ножки теперь должен поклониться, — заметил Шурка, — лошадь ему спасли.

Мальчишки вместе со Степой забрались на воз с сеном и через полчаса подъехали к Кольцовке.

На околице их встретил встревоженный Илья Ефимович. Он остановил лошадь и обрушился на Степу с руганью:

— Эх ты, горе-работничек! Спишь да лошадей теряешь! Меня за такое, бывало, грабельником по спине охаживали.

— Что вы, дядя Илья! — привстав на возу, с невинным видом сказал Шурка. — Сна ни в одном глазу не было. Чека из оси выпала, чуть колесо не свалилось... Вот мы и задержались.

Илья Ефимович подозрительно оглядел чеки в осях, Фефелу и сердито прикрикнул:

— Чего на возу расселись! Лошадь и так мокрая. А ну, сыпь все оттуда!

Ребята попрыгали с воза на землю. Степа зашагал рядом с Фефелой, а мальчишки, подморгнув ему, быстро пошли по улице и загорланили:

Сенокос подходил к концу.

Два сарая уже были туго набиты молодым, душистым сеном, за двором вырос высокий, аккуратно очесанный стог, а Илья Ефимович все выискивал, где бы ему еще раздобыть травы, чтобы пополнить свои сенные запасы.

Он выкашивал забытые перелоги, обочины дорог, глухие лесные овраги.

За несколько дней до жнитва Илья Ефимович выехал сенокосничать в Субботинскую рощу, богатую густо поросшими травой полянами и овражками.

Кольцовские мужики заранее поделили рощу на делянки по числу дворов в деревне, и каждый хозяин распоряжался своей делянкой как умел: кто выкашивал, кто продавал.

Показав Фильке, Степе и Аграфене свою делянку, Илья Ефимович отозвал сына в сторону и наказал ему:

— Присматривай тут, ушами не хлопай. Чтобы почище косили да не прохлаждались! А я по лесу пошукаю...

Косить в лесу было нелегко. Тут не размахнешься со всего плеча, не выпишешь косой, как на лугу, широкое полукружие, не положишь ровный валок травы. То и дело коса натыкается на старые пеньки, на узловатые корни, на муравьиные кучи.

Степа еле успевал точить зазубрившуюся косу. К тому же мешали кусты и деревья. Они словно нарочно подталкивают тебя под локоть и осыпают частыми холодными каплями росы.

А сколько соблазнов в лесной траве! То мелькнет срезанная грибная шляпка, то обнажится россыпь краснобокой земляники, то вспорхнет из-под косы насмерть перепуганная птица...

— Э-эй, косарь-травобрей! Ты чего все косу точишь? — окликнул Степу из-за кустов Филька. — Давай, давай, шевели плечиками!

— И зачем вам сена столько? — помолчав, спросил Степа. — И косят, и возят...

— Кому это «вам»? А ты что же, не наш, не у Ковшовых в доме живешь?

— Жить-то живу... — неопределенно сказал Степа и, вспомнив про Фефелу, напрямик спросил Фильку, зачем он выпряг лошадь.