Всеволод Кочетов - Журбины

После него выступил Антон.

— Правильно говорит Иван Степанович! — сказал он не очень громко, не надрывая горла, но в цехе была акустика, которой могли бы позавидовать лучшие концертные залы, и Антона услышали даже самые дальние. — Совершенно правильно. В наше время, чтобы выиграть сражение, надо насытить войска техникой, надо выработать тактику в полном соответствии с местностью, данными разведки и поставленной задачей, надо достичь тесного взаимодействия родов оружия и наладить четкое управление боем. Как это перевести на наш рабочий язык?

Антона слушали внимательно. Каких-нибудь десять лет назад Антоха Журбин бегал по строительным лесам с гаечным ключом в руке, играл в заводской футбольной команде правым нападающим, печатал смешные стишки в многотиражке и в клубном драмколлективе здо́рово изображал малосознательных пареньков, которых надо было воспитывать на протяжении всей пьесы. И вот как переменилось дело за эти недолгие годы! Как ловко человек говорит — до каждого доходит! И как не дойти сравнению с боем до людей, среди которых многие — давно ли? — носили погоны то ли рядовых, то ли сержантов, а то и капитанов, майоров, подполковников.

— На наш рабочий язык это переводится очень просто, — продолжал Антон. — Максимальная механизация производства — раз. Его организация — два. И три — самая что ни на есть разносторонняя подготовка войск к бою. Имеется в виду техническая учеба. Я был мальчишкой во времена авральщины, но я авральщину помню. Выполняли план? Выполняли. Но как? Случалось, без выходных работали. Случалось, по двенадцать, по пятнадцать часов не покидали рабочее место. Можно таким способом увеличить выпуск кораблей? Можно. Процентов на десять, допустим, даже на пятьдесят. Но нам не эти проценты нужны. Нам надо тройное увеличение программы. И никакими сверхурочными, никакой мускульной силой этого увеличения не достигнуть. Те стройки на Волге, в Крыму, на Украине, которые народ называет стройками коммунизма, — разве они осуществимы мускульной силой в сроки, установленные правительством?

Антон передохнул. Председатель завкома Горбунов воспользовался короткой паузой, отыскал глазами Илью Матвеевича в толпе и поманил его к себе наверх.

— Мы выходим на дорогу к коммунизму, — говорил Антон, и, пока он это говорил, Илья Матвеевич взбирался по лестнице, подталкивая перед собой грузного краснолицего человека в белом кителе и в морской фуражке с белым верхом — многим на заводе известного капитана дальнего плавания Соловьева Павла Ивановича, пароход которого стоял на ремонте в заводском доке.

— Мы открываем замечательную эпоху, — слышал над собой голос сына Илья Матвеевич, — эпоху, когда рабочий превратится в техника, в инженера и будет управлять совершенными механизмами. Он уже ими управляет. Машинист шагающего экскаватора один выполняет работу тысяч землекопов. Точно так же, с такой же производительностью труда, мы должны строить корабли!

Антон закончил под аплодисменты, под крики: «Правильно! Молодец, Журбин!» — отступил от поручня и столкнулся с отцом, которому Горбунов предоставил слово.

— Корабли нам нужны, нечего и говорить. — Илья Матвеевич кашлянул, подумал с полминуты и подозвал к себе поближе Соловьева. Капитан стоял рядом с ним, сосредоточенно и деловито дымя трубкой. — Вот Павел Иванович… — Илья Матвеевич посмотрел на Соловьева. Тот слегка кивнул головой. — Он тридцать лет плавает по морям и океанам. Он что говорит? Не хватает нам флота на сегодняшний день. — Соловьев снова кивнул. — У нас, у советских людей, задача ведь какая? Не только о себе думать. К нам народы тянутся, что дети к отцу с матерью. На нас глядят, от нас помощи ждут. Вот, допустим, развивается наше сельское хозяйство, невиданные урожаи земля дает, а ученые и колхозники обещают еще больших урожаев, — хлеба-то одного сколько намечается! Разве его съешь? Да мы его другим народам повезем! Мы не пушки повезем, не бомбы, а хлеб, дорогие товарищи, хлеб!

Соловьев наклонился к Илье Матвеевичу, вынул трубку изо рта, что-то шепнул на ухо и снова задымил.

— Павел Иванович говорит: уже возим, — объявил Илья Матвеевич. — Кормим, говорит, народы. И лес возим, и машины возим. А кораблей мало. Не то что мало, — не хватает, в общем, согласно развороту дружбы. Друзей-то сколько у нас! Тут тебе и польский народ, и чехословацкий, и румынский, и венгерский, и болгарский. Глядишь, и еще прибавится. Обо всех забота, обо всех дума… Может быть, я не в свое дело лезу. Может быть, про это министрам иностранных дел да внешней торговли толковать положено…

Илья Матвеевич оглянулся на Жукова. Снизу было видно, как Жуков сделал движение рукой: то́, то́, дескать, продолжай. И Илья Матвеевич продолжал:

— Получается, следовательно, нужен флот первейший в мире. И конечно, не только по количеству, а и по качеству. Мы должны строить его не только быстро, но и прочно. Умеем строить прочно? Умеем. Павел Иванович не даст соврать… Двадцать три года плавает он на своей «Чайке». Велика ли посудинка… пяти тысяч тонн водоизмещения нет. Невелика, а в скольких штормах побывала, в скольких океанах — и в Атлантическом, и в Тихом, и в Индийском. О морях уж молчу. И вот спрашивается, может Павел Иванович пожаловаться на «Чайку»?

Соловьев развел руками: какие, мол, жалобы!

— Сами видите, что человек говорит: не может. — Илья Матвеевич вполне был удовлетворен этим жестом. — А еще спрашивается: кто строил «Чайку»? Мы, товарищи, строили ее, мы. Первенец нашего завода. Долго, конечно, строили, месяцев тридцать. Но ведь четверть века с той поры прошло. И мы, и техника переменились. Громадины за такой срок теперь строим. И все равно это для нас нестерпимо долгие сроки. Будем-ка сокращать их, как партия требует. Но не за счет качества, снова говорю. Помните, после войны к нам в гости на завод приезжали из американского профсоюза судостроителей? Кто-то — запамятовал… вроде Александр Александрович Басманов — спросил их: правда ли, что на верфях «Кайзера и компании» транспорты типа «Либерти» за шесть недель строятся? Что американец ответил? Правда, говорит, есть такое дело. Но мы, говорит, плыть через океан предпочли на судне с более длительным сроком постройки. Попрочней которое. Вот вам и обратная сторона медали! Нам такая медаль не подходит!

Илья Матвеевич стукнул при этих словах кулаком по железному поручню. Примерно то же сделал Соловьев, и оба одновременно покинули ораторское место.

Когда они вновь протиснулись в толпу клепальщиков, сборщиков, автогенщиков, такелажников, слесарей, аплодисменты еще гремели в цехе. Потный Соловьев обмахивался фуражкой. У него был такой вид, будто не Илья Матвеевич, а он сам произнес речь о большом флоте страны. И это было недалеко от истины, потому что старый моряк мысленно повторял ее за Ильей Матвеевичем слово в слово.