Всеволод Кочетов - Журбины

Ему показалось, что Жуков начинает догадываться, о чем он думает. Он снова покраснел, встал, наскоро попрощался и вышел.

Проводив Скобелева, Жуков тоже вышел на завод. День был теплый, но ветреный; над Морским проспектом, как всегда, летали чайки, ветер бросал их то вверх, то вниз; пахло морем, оно шумело где-то далеко, за дюнами.

Жуков, как и Антон, любил иногда подниматься в будочку стапельного крана. Кран в эти дни стоял на ремонте — перед большой работой, элеватор не действовал, пришлось взбираться по железным маршам узкой лестницы. Натальи Карповны в будочке не было. Жуков сел на ее высокий винтовой стул и загляделся на знакомую картину. Она заметно изменилась с прошлого года. В полтора раза длиннее стала корпусообрабатывающая мастерская, соединенная с огромнейшим цехом секционной сборки. Исчезла шлюпочная мастерская, придвинувшаяся было к самым стапелям. Между цехом секционной сборки и стапельными участками лежало открытое пространство. Через него вели рельсовые пути, по которым, подавая секции на стапель, будут ходить специальные катучие площадки и краны.

Вдали тоже видны были свежая кирпичная кладка, новые пути, новые строения. Экскаватор с длинной стрелой и землесос рыли котлован, отгороженный от реки. Когда он будет готов, перестанут собирать корабли на стапеле, их не надо будет сталкивать в воду, не надо будет судостроителям не спать ночей перед спуском, волноваться. Под корабль, собранный в этом котловане, который превратится в док, пустят воду, корабль всплывет и спокойно выйдет на простор Лады.

Жуков смотрел на кровли цехов, на крыши старого поселка и городских кварталов, подступивших к заводу, но видел не кровли, не крыши, а людей, которые под ними трудились и обитали. За год он узнал многих из них, но сколько тут ему еще и неизвестных. Они изобретают, они любят, они бьются над тем, чтобы облегчить труд, увеличить его производительность. Они рожают новых людей — себе на помощь, на смену, они разводят огороды, ходят на рыбалку, они учатся, они затевают ссоры и даже вот дерутся. Все разные, самобытные, со своим норовом, со своими характерами, мыслями, стремлениями. Но вместе они составляют коллектив, могучую силу, которая строит не просто корабли — нечто более значительное и великое.

Стены квартиры Алексея были завешаны множеством рисунков и чертежей. Он вырезывал их из журналов, перерисовывал из книг, из альбомов; он проводил над ними почти все то вечернее время, какое оставалось после занятий в школе рабочей молодежи и приготовления уроков.

Тоня ему говорила иной раз: «Шел бы ты, Алеша, гулять. Ты так захвораешь». Отрываясь от чертежной доски, на которой был приколот кнопками лист бумаги для очередного рисунка, Алексей только насвистывал в ответ мотив марша французских докеров. Тоня не выдерживала, тоже начинала напевать: «Мы легионы труда…» Она подходила к Алексею, становилась за его спиной и смотрела на то, как его рука — сначала из карандашных штрихов, затем из туши и акварельных красок — строила на ватмане то ли барк с тремя, с четырьмя мачтами, то ли семимачтовую шхуну, то ли смешной иол, у которого, кроме грот-мачты, торчит на корме, позади головы руля, еще и маленькая бизанька.

Тоня спросила однажды:

— Алеша, зачем тебе эти парусники? На них корсары когда-то плавали. Бриги, бригантины, тендеры! Где ты их теперь увидишь? Кто их строит?

— Во-первых, — заговорил Алексей, — если ты не видала морских парусников, это еще ничего не значит. До сих пор некоторые заграничные торговые компании возят с Цейлона в Европу чай только на парусниках. Считают, что за время долгого пути во влажном морском воздухе чай становится лучше. Во-вторых, в условиях капитализма парусный флот кое-где изо всех сил конкурирует с паровым и дизельным. Дешевле берет за перевозки. Вот видишь ту семимачтовку, да? Шхуна, пять тысяч двести регистровых тонн. Этих шхун сколько угодно. Спросишь — где? В Америке, сестренка, в Соединенных Штатах, о которых думают, что у них давным-давно нет парусного флота. А в-третьих, парусники — азы кораблестроения, его таблица умножения. Не зная азбуки, не зная, что получится, если два умножить на два, далеко не уедешь.

Он «строил» свои иолы и шхуны, за ними — лесовозы, танкеры, товаро-пассажирские корабли, лайнеры. На стенах появлялись поперечные и продольные разрезы новых и новых судов. Под ними было столько всяческих пояснительных подписей, что Тоня, которая раньше слышала только названия самых основных частей корабля — днище, борт, палуба, форштевень, ахтерштевень, трюм, — теперь уже различала и таранную переборку — первую от форштевня водонепроницаемую поперечную стену, и коффердам — узкий отсек, устраиваемый для того, чтобы нефтепродукты не попадали в соседнее помещение; различала форпик — крайний носовой отсек судна, ахтерпик — крайний кормовой отсек; могла объяснить, что такое «длина между перпендикулярами», считаемая по грузовой ватерлинии от задней кромки форштевня до передней кромки ахтерштевня. Тоня удивлялась упорству, с каким учился Алексей. У нее шли экзамены, решающие экзамены, после которых школа останется позади и откроется дорога в институт. Казалось бы, в такие дни нельзя терять ни минуты. Однако она теряла не только минуты — целые часы. И в кино сбегает, и просто с девочками погуляет, и с Игорем поспорит о чем-нибудь. А этот Алеша… будто он из камня — с места его не стронешь.

Если бы Тоня задумала отыскать в жизни брата тот день, с которого все это началось, она с удивлением увидела бы, что началось это, когда Алексей принес домой под мышкой Костины книги по электросварке, когда он прочел о Бенардосе, о Славянове, об их удивительных открытиях, об их труде, о том, как совершенствовалась электросварка, как сварные конструкции пришли на смену клепаным, литым, кованым, как ученые разрабатывают все более совершенные сварочные аппараты.

Так были прочитаны первые технические книги. Еще больше пришлось Алексею прочесть за время занятий с ребятами. Занятия длились недели две-три, после чего ребята перешли в стахановские школы тех цехов, куда их назначили работать, но чтение технической и научной литературы стало для Алексея потребностью. И странное дело, Алексей заметил, что в эту пору начали меняться его отношения с Антоном. Прежде он как-то стеснялся оставаться с Антоном наедине, не о чем было говорить со старшим братом. Алексей любил его, уважал, по робел перед ним. Теперь эта робость прошла, для разговоров с Антоном у Алексея отныне была неисчерпаемая тема: кораблестроение. Алексей решил, что он пойдет той же дорогой, которой шел и Антон, — он будет инженером-судостроителем. Он уже легко находил общий язык с Антоном в разговорах о судостроении. Однажды решился расспросить его о принципах реконструкции завода, о перспективах на будущее.