Владимир Кормер - Человек плюс машина

— Спровоцировали? В каком смысле?..

— Да что вы строите из себя невинных девочек?! — повысил он голос. — Я же фактически знал, что пустить его к бухгалтерской отчетности, к деньгам, к материальным ценностям — это все равно что щуку в море! И он знал, то есть знал, что я знаю, знаю об этом… Разумеется, меж нами никогда ни слова на эти темы не было произнесено, нет-нет, он, разумеется, ни во что меня не посвящал, а я в его дела не совался, нет-нет! Но я был убежден, что он какие-то операции там проворачивает наверняка. Какие? Нет, это мне неизвестно. Но я, например, несколько раз подвозил его в город, в областной центр, я знаю, что у него там такие обширные знакомства, причем среди публики самой разнообразной, что вам и не снилось!.. Материалы какие-нибудь сбывал, я так полагаю. Впрочем, откроюсь уж до самого конца: я соврал, сказав, что меж нами никогда ни полслова… это не совсем так. Порою шуточки кое-какие меж нами были. Он после перехода на ВЦ, например, не раз свою признательность выражал, называя меня иронически «благодетелем», смеялся: «Эх, научить, что ли, вас, мой благодетель, деньги делать?..» Я как-то спросил его, почему он себе автомобиль не купит, боится разбиться, что ли, или денег жалко? А он в тот же миг отвечает: «Да, боюсь разбиться, вы правы, мне есть что терять, особенно теперь благодаря вам». Вот видите, все это ерунда, конечно, спроси я его, что он имеет тут в виду, так он посмеялся бы только, сказал бы, что, дескать, благодаря мне стал получать на пятьдесят рублей больше, и все тут… Не раз он острил также и по поводу того, с какой это стати я его благодетельствую. Догадывался, что это неспроста, не верил, когда я говорил, что хочу всего-навсего насолить своему другу из черной зависти. Но, конечно, дойти до сути моего замысла он был не в состоянии… И перед концом, то есть когда история стала близиться к завершению, он тоже сперва все острил, в том духе, что я, дескать, не столько благодетелем его оказался, сколько погубителем. Я и заметил, что развязка назревает, прежде всего потому, что он стал приходить и жаловаться: «А плохо дело-то. Выручайте. Не оставьте в беде», — тоже сначала с шуточками да со смешочками. А я, в свою очередь, тоже пошучивал: «Запутались? Ага, понимаю: Копьев хочет отчетность на машину перевести. Она у вас не совсем в порядке, а математики уже программу расписывают! М-да, действительно, плохи дела ваши. Выведут вас на чистую воду…» Вот после одного из таких разговоров я и предложил на ученом совете — помните? — Лелика главным администратором сделать. Не прошло… И я почувствовал, что он занервничал уже не на шутку, задергался, заметался: «Что делать? Что делать?! Подскажите! Вы же умный человек, ученый, а я в этой проклятой технике не разбираюсь». Это, как я понял, он допытывался, можно ли на машине что-нибудь так напортить, чтобы она надолго вылетела из строя. Закралась ему, значит, такая мысль в голову… Да, я думаю, он там и портил по мере сил, портил вместо меня, но и машина работала уже надежно, быстро восстанавливалась… Я же только смеялся, веселился от души, на него глядя, с нетерпением следующего его визита ждал. Вот как-то прибежал он, смотрю: ого, это уже настоящая паника! Знаю, в чем дело: Иван первый вариант своей бухгалтерской программы запустил, и я-то понимаю, что это лишь первый вариант и до конца еще очень даже далеко… но Лелик-то этого не понимает, он-то думает: все, катастрофа!.. Я ему и говорю тогда бодрым тоном: «А что вы долго размышляете? Вы действуйте по старинке — огонечку, и все тут!.. И концы в воду! Хе-хе-хе-хе! И запалите-ка с четырех сторон, не мудрствуйте лукаво… Хе-хе-хе-хе!»

— Виктор Викторович! — ужаснулись мы с Валерием.

— Что «Виктор Викторович», что?! — окрысился он. — Я же говорю вам: все это были лишь шутки! Такой меж нами был принят стиль! Я не знал ничего, я мог только чувствовать, предполагать! Я и теперь ни-че-го не знаю! Я только пред-по-ла-гаю! Ясно вам это или нет? Ни-чего!.. Я только случайно видел однажды, примерно за неделю до пожара, как он в областном центре из керосиновой лавки выходил, а я на машине мимо ехал… Нет, вру, если по правде, то я его сам до центра подвез, высадил, направление, куда он двинулся, засек, а потом боковыми переулками наудачу опять на ту же трассу выскочил, гляжу, нет его… я осторожненько тронулся и гляжу, он из керосиновой лавки выходит. Меня не заметил. Я подождал и в лавку зашел. Керосину там не было, да Лелик и выходил с обычным своим портфелем, не с бидоном, да и ему глупо было бы бидон керосина за сорок километров везти… Но вот свечки, хозяйственные свечки там продавались! Я же, однако — повторяю вам в сотый раз, — не знаю, точно ли он покупал эти свечи, и у продавщицы я не спрашивал: что, дескать, у вас только что покупал джентльмен в кожаной шляпке и с чарли-чап-линской походочкой? Хотел спросить, но не спросил! И с Леликом я на эту тему больше не разговаривал… как и он со мною… Я лишь на последнем ученом совете, вы помните, не удержался, бросил фразочку насчет того, что, мол, от копеечной свечки Москва сгорела… и видел, какова была на это реакция Лелика. А вы обратили внимание на это?..

Я вспомнил подсмотренную мною сцену на лестнице в перерыве и кивнул. Валерий сидел с отвисшей челюстью.

— Я предполагаю, он сделал это так, — продолжал Эль-К. — Там на складе был один из люков под фальшпол, остался с тех пор незаделанным, когда на том месте находились стойки. Лелик, кончив с вами игру в преферанс, зашел к себе, потом еще несколько раз входил и выходил, пока охран-ница не задремала или же не запуталась окончательно, здесь он или уже ушел. Потом дождался у себя в каморке, пока все разойдутся, открыл люк, забрался под фальшпол — под ним же по всему залу ползать можно. Вот он всюду свечечки-то и расставил… Там, под фальшполом, полно мусору-стружек, деревянных обломков и обрезков полно еще осталось от строительства, да и в щели проваливается, уборщица иногда для облегчения своего труда, чтоб мусор не собирать, люки приоткроет и мусор туда сметает, я сам видел. Бумагу с печатающего устройства туда тоже неоднократно запихивали… Лелик свои свечечки, я думаю, мусором обложил, бумагой, стружками, да и зажег. Прием старинный. А сам вышел — мимо спящей охранницы. А мог и в окно вылезти (мог, кстати, вначале уйти, окно оставив открытым, а потом в окно обратно влезть)… Подзадержался, наверное: сперва Марья, а за ней Иван появились, спугнули его, пришлось ему притаиться, полежать под фальшполом. Но то, что они туда так поздно приходили, было, конечно, ему только на руку… А уж потом, когда он вышел, мы с Марьей и наткнулись на него, он переволновался, наверное, дышал свежим воздухом, чтобы успокоиться, а может быть, нарочно петлял, чтобы следы замести, чтоб его не видели, как он со стороны ВЦ к дому подходит…