Алим Кешоков - Вершины не спят (Книга 2)

— Думаю, теперь будут препятствия, — сурово и резко сказал Эльдар.

— Какие? Неужели это происшествие?

— Нет, не только это происшествие. — И Эльдар сообщил Казгирею о приезде из Ростова комиссии Курашева.

При этом сообщении Казгирей снова вздрогнул, выпрямился, становясь как бы даже выше ростом. Как так! Край решил не ограничиваться докладом с места, а прислал комиссию выяснить причины недавних беспорядков в Бурунах.

— Не беспорядков, а бунта, — поправил Эльдар, — что же удивительного! — Эльдар, казалось, только теперь входил во вкус игры.

Недавнего беспокойства о Сарыме, о подводах, груженных ценным товаром, беспокойства, с каким Эльдар переступил порог школы, как не бывало. Вернулась его обычная повадка — теперь он пристально смотрел в лицо Казгирея, как бы стараясь разгадать истинные мысли и чувства собеседника, следил за каждым его движением.

Казгирей почувствовал облегчение, когда услышал шум за дверью: ватага ребят во главе с Сосруко поднималась по лестнице. Эльдар продолжал:

— А как же иначе, Казгирей! Вот у твоих учеников револьверы, а в Бурунах бунтовщики идут на штурм аулсовета, а в Гедуко стреляют в председателя. Прикажешь проходить мимо? Нельзя, Казгирей, тут ничего не поделаешь...

Дверь распахнулась. Ватага энтузиастов, джигитов, готовых идти конвойными для сопровождения ссыльных мулл, кулаков, бандитов, контрреволюционеров, ватага во главе с Сосруко была на пороге. В руках у одних были старые пистолеты и ржавые револьверы, у других — самодельные кинжалы или кинжалоподобные ножи. Маленький Аркашка-оруженосец держал в руках банку, долженствующую изображать бомбу. Из-за спин парней выглядывали личики "девочек, преисполненные любопытства: ах, что же это происходит?

Вошел Селим, показались Матрена и Дорофеич.

Продолжая свою уловку, Эльдар предложил ребятам выложить оружие на стол, якобы для проверки его боеспособности. Ведь дело предстоит серьезное, может быть, придется конвоировать самого Жираслана, для этого надо хорошенько осмотреть оружие, смазать, подвинтить, заострить. И вот тут — кто бы мог подумать! — Жансох положил на стол револьвер. Револьвер офицерский, проверенный, хорошо смазанный, бьющий без осечки.

Эльдар только поддакивал:

— Так, так. Говоришь, офицерский, это интересно, а давно ты стрелял из своего офицерского револьвера?

И Эльдар понюхал дульное отверстие.

— Давайте дальше!

Он с особенным вниманием следил за Сосруко. Барабанщик положил на стол длинноствольный солдатский револьвер.

Эльдар повернул барабан — патронов не было.

— Все?

Сосруко в порыве желания понравиться Эльдару и отделаться от тайны положил на стол еще два револьвера, те, что были хорошо знакомы Лю.

— Вот еще два.

— Ого! — воскликнул Эльдар.

У Казгирея глаза стали страдальческими.

— А патроны?

Сосруко выложил несколько патронов, но этого ему показалось недостаточно, и, блестя глазами, он хлопнул по столу еще и той пулей, что привез из Гедуко.

— А это что?

— Из Гедуко.

— Из Гедуко? — Эльдар тщательно осмотрел пулю. — Где взял? Эта пуля ведь стреляная?

Сосруко объяснил.

— Так, так. — Мог ли Эльдар предположить, что внезапно в его руках окажется нить преступления в Гедуко. Человек предполагает, а аллах располагает. — Ведь ты сын Локмана Архарова?

— Да, сын Локмана.

— Смененного председателя? — спросил Эльдар.

За Сосруко отвечал сам Казгирей:

— Да, он сын Локмана Архарова, в прошлом красного партизана, награжденного орденом Красного Знамени. Недавно Инал снял Архарова, но что ж из этого?

— А из этого может следовать многое, — раздельно произнес Эльдар.

Казгирей уже понимал все трагическое значение происходящего. Но даже самые бывалые большекружечники еще не догадывались, в какую они попали ловушку. Ребят заботило только одно — как бы Эльдар не забраковал чье-нибудь оружие, не вычеркнул бы из списка. Беспокойство было напрасное: если бы Эльдар и упустил что-нибудь, Селим не упустит ничего. Все было записано. Счастливцам оставалось только расписаться в том, что их оружие временно изъято, а владельцы будут включены в конвойные команды.

В который раз Эльдару пришлось отдать должное проницательности Инала: как ни крутись, ни вертись, а факт налицо. Откуда это оружие? Зачем? Эльдар все еще продолжал принюхиваться то к дулу револьвера Сосруко, то к расплющенной пуле.

Собранное оружие он сложил в сумку и сумку передал Селиму, с собою взял только револьвер Сосруко и злополучную пулю.

Дело было сделано. Приказание Инала успешно выполнено.

Теперь даже как-то неловко задерживаться с отъездом.

Уже ставя ногу в стремя, он обернулся к молчавшему Казгирею.

— Все изъятое оружие будет пока храниться здесь, у Селима. Ничего не поделаешь, Казгирей. — И вдруг, понизив голос, оглядевшись вокруг, он добавил: — Валлаги, Казгирей, тебе и в самом деле лучше уехать поскорее. Советую именем моих сыновей.

Ученики выбегали во двор с криком:

— Смотри же, Эльдар, не забудь! — Нет, нет, не забуду! Валлаги!

Конь Эльдара, заменивший несравненного Эльмеса, с места взял крупной рысью, его хвост взметнулся за калиткой ограды, у которой толпились разнокружечники, криками провожая знаменитого чекиста. Каждому из них хотелось, чтобы Эльдар посмотрел на него, но Эльдар смотрел теперь с высоты седла вдоль дороги, в ту сторону, куда недавно уехали Сарыма, Вера Павловна, Лю и Тина. Опять закрадывалось беспокойство, но Эльдар вспомнил, что туда же, куда уехали подводы, рано утром ускакал храбрый старый Казмай. И он наверняка встретится, а может, останется вместе с бойцами, направленными туда.

Эльдар поскакал с докладом к Иналу в Нальчик...

Не находил себе места Казгирей. Какие только мысли не приходили ему в голову! Он знал пристрастие кабардинцев с юных лет к оружию, но то, что произошло, было чем-то другим. Он понимал только одно: Инал этого дела так просто не оставит. Как мог он сам не заметить всего этого, не уследить? Ведь это на его совести. Поскорее уезжать, как советует Эльдар? Нет, именно теперь он не может позволить себе этого. Как так уехать? Бежать? Оставить детей?

В таком состоянии, запершись, он просидел до вечера, когда пришли за ним возбужденные, встревоженные Шруков и Астемир.

— Знаешь ли ты, Казгирей, что произошло в ущелье?

— Где? В каком ущелье?

— В Батога.

Когда говорили: «Еду в Батога», — то это значило, что человек едет в одно из самых грозных ущелий Балкарии, а именно в аул Верхние Батога, расположенный в самой глубине ущелья, в его верхней части, почти у вечных снегов. Дальше Верхних Батога колесной дороги не было, шли только тропинки по кручам и по скалам к перевалу. За ним уже начиналась Верхняя Сванетия.