Алим Кешоков - Вершины не спят (Книга 2)

Инал, конечно, не хуже Астемира понимал случайный характер всех зловещих совпадений и сопоставлений. Но, понимая это, государственный человек Инал знал, что он не смеет не возбудить обвинения, имеющего целью благо конечное. Какое может быть сомнение? Политические банды идут в атаку в Бурунах, в Гедуко, в Батога именно со знаменем Казгирея Матханова в руках.

— Кому еще неясно, кто является идейным руководителем и вдохновителем бандитского шариата? Или вы хотели бы услышать своими ушами, что они орут, размахивая шашкой: «Да здравствует Казгирей Матханов!» Что ж, может быть, они и кричат это...

— Что ты говоришь, Инал? — в один голос воскликнули Астемир и Курашев. — Сейчас ты скажешь, что сам Казгирей скачет впереди и размахивает шашкой.

— Этого я не скажу, но для меня тут ясны все связи. Мы не дети. Все хорошо понимают, что я хочу сказать: Казгирей Матханов стал идейным знаменем контрреволюции. Казгирей Матханов не только уклонист и националист, он знамя всех контрреволюционных сил. Это естественное завершение пути буржуазного националиста. Вот что я хочу сказать. И если кто-нибудь из вас еще сомневается, кому-нибудь это неясно, то пора понять, пора раскрыть глаза. Пора поверить тому, что я утверждал и раньше.

— Если ты это знал, то почему не сказал об этом хотя бы вчера на чистке? Ведь только вчера мы разбирали дело Матханова, — удивился Астемир.

Но Инал не отступил:

— Не говорил об этом на чистке потому, что все прояснилось днем позже, когда в интернате обнаружили склад оружия. А сейчас и совсем ясно, как под солнцем на снежной вершине. Тебя удовлетворяет ответ? Вот вам прямая связь между тем и другим! Вот ответ! Инал подхватил пачку листовок, поднял над головой и швырнул их на труп Жираслана, листовки разлетелись. Но тут же, торопливо и широко шагнув, Инал быстро подхватил несколько листовок и засунул их за пазуху, как будто не он сам отбросил их, а у него пытаются отобрать важное вещественное доказательство справедливости его обвинения.

— Ничего не скажешь, старый печатник! — иронизировал Инал. — А я скажу, вот вам прямая связь между «просветительской» деятельностью шариатиста и политическим преступлением...

— О чем ты говоришь, Инал? — опять воскликнул Астемир, и трудно сказать, чего было больше в его восклицании, возмущения, досады или горечи. — Какое преступление? Какой склад оружия?

— Обратись к Эльдару, он все расскажет тебе.

— Что он расскажет? Так можно найти связь между этими бандитскими листовками и прошлогодним разливом Уруха.

Астемир пытливо посмотрел на сына, в этот момент выглянувшего из второй комнаты, как будто собирался допросить Лю насчет мифического склада.

Лю становилось не по себе от всего, что он только что услышал. Какие слова! Какие обвинения! «Какой же у нас склад, — думал Лю. — Разве это можно назвать складом? И какой же Казгирей буржуй, контрреволюционер? Что Иналу нужно от Казгирея, чем он недоволен?»

Правда, Лю не спрашивал, как иные большекружечники, кто главнее, Инал или Казгирей. Он понимал, что при желании Инал не только может сменить Казгирея в интернате, но даже, и об этом особенно страшно думать, посадить Казгирея в тюрьму, как посадил туда Ахья, как выпроводил в Соловки Саида и Адама, и все-таки ему было непонятно, зачем Казгирей терпит нападки, молчит, а все другие, и даже дада Астемир, позволяют Иналу нападать на Казгирея. Думасара не раз говорила: людей, которые умеют сочинять песни и пьесы, нужно особенно оберегать, они так же нужны народу, как хороший урожай. И вот теперь, вместо того чтобы просить Казгирея написать новую пьесу о том, как убили Жираслана, Инал корит Казгирея, кричит о каком-то складе и преступлении. Странно, очень странно...

Сарыма время от времени подходила к столу, за которым мужчины вели дебаты, и меняла чаши с айраном или бузой, наполняемые хозяйкой дома.

Но вот уже и Шруков, который особенно налегал на бузу, стал кричать, что банды прячутся в скалах и потому без пушек их оттуда не вытравить.

— Валлаги, — кричал он, — Инал прав, поднимая кулак кверху. Пора ударить кулаком, под который попадет и Казгирей, пора грохнуть из пушек...

— Спросили ворона, — негромко произнес Казгирей, — почему клюешь птенцов? Ответил ворон: а за то, что они черные.

— Что ты хочешь этим сказать? — все более входя в раж, кричал Шруков.

Но Казгирей не отвечал.

Астемир вдруг вспомнил недавние слова Думасары о петухе, бросающемся на рассыпанные зерна. И он ответил вместо Казгирея:

— А то, что и ты попадешь под клюв, если мы не попридержим за крылья петуха. Вот что я вам скажу, джигиты! Я еще председатель комиссии по чистке. Только вчера комиссия вынесла решение о Казгирее, и мы не видим сегодня достаточных причин немедленно отнимать у Казгирея партбилет. А покуда у Матханова билет члена партии, мы не позволим с ним так разговаривать, а тем более арестовать его. Положение серьезнейшее.

Курашев что-то записывал себе в блокнот. Инал старался заглянуть в блокнот Курашева. Курашев, делая вид, что не замечает попыток Инала, прикрывал блокнот рукой и плечом. Это, видимо, бесило Инала. Продолжая писать, Курашев вслед за Астемиром сказал:

— Да, да, серьезнейшего отношения требует этот казус. Я тоже думаю, что мы сбились и действуем не по-ленински.

— Казус? Не по-ленински? — язвительно повторил Инал. — Разве здесь место состязаться в юридической терминологии?

— А разве тут место так грубо, наотмашь бить человека в душу? Как мы смеем так бить Казгирея? Зачем необоснованно обвинять его? — не успокаивался Астемир.

— А кто мне помешает, Курашев? Ранен Аюб, убиты красноармейцы... Как ото случилось, если в горах действуют безоружные люди?

— Ты хочешь войны менаду Советской властью и безграмотными людьми, заносишь руку на Магханова... Казгирей Матханов — шах бандитов! Подумать только!

— А почему бандиты не восхваляют имени Шрукова или хотя бы твоего, Астемир? Шрукову они готовят расправу. Бандиты знают, кто ест кислое молоко, а кто пресное. Тех, на поддержку кого они рассчитывают, надо убрать прежде всего.

Казгирей сидел, облокотясь о стол, зажав между ладоней отяжелевшую голову. Инал все еще говорил:

— Нам хотят опалить усы, а мы подставляем то одну щеку, то другую.

Астемир глубоко вздохнул, будто в его груди скопились все ветры долин.

— Но я и тебе не позволю опалить мои усы.

— То-то твои усы коротко подстрижены! — опять съязвил Инал, хотя у него у самого усы были подстрижены.

— Нет, товарищ Инал Маремканов, так мы разговаривать не будем, — потерял терпение Астемир. — На личность не переходи!

Лю понравилось, как дада Астемир хлопнул рукой по столу и крикнул на Инала. Но в этот момент Василий Петрович позвал его: